Приезд князя сделал то, что нас еще раньше стали "выгонять" на работу. За всякий пустяк теперь ругались и нарядчик и управляющий... В конце концов я так привык к этому, что мне стало казаться, будто мы вообще не люди, а такие же рабочие скоты, как, например, лошади, которых можно не только бранить, но и бить...
Князь с раннего утра с палкой или, как ее называли рабочие, "шпанкой" в руках, бродил по имению, всюду суя свой нос. Что бы и где бы мы ни работали, непременно появлялся тут же и "стоял над душой"... На его глазах поневоле приходилось работать без передышки: покурить и отдохнуть в его присутствии не полагалось... Случалось, впрочем, -- если работали на лошадях, -- он говорил: "дать отдохнуть", то есть, разумеется, дать отдохнуть лошадям, а не нам, рабочим...
С рабочими он никогда не говорил по-человечески, на поклоны не отвечал, кричал на людей, багровый от злобы, брызгался слюной, топал ногами, махал палкой, порываясь ударить...
С управляющим он вел себя тоже довольно странно. Руки, например, не подавал никогда, говорил не иначе, как стоя к нему в полуоборот или же на ходу, причем управляющий трусил сзади, объясняя, что надо.
Смешно было глядеть на эту картину: князь -- высокий, седой старик, необыкновенно бодрый для своих лет, высоко подняв голову, заложив левую руку за спину, а правой помахивая тросточкой, шагал торопливо и самоуверенно-твердо. А за ним, как цыпленок, смешно поддергивая штанишки, полный и красный, семенил управляющий, "докладывая" что-то невероятно, для большей вразумительности, делая руками у спины князя какие-то жесты...
Иногда вместе с князем выходила княгиня. Эта на поклоны отвечала и даже иногда кое-что спрашивала: "послушайте, мужичок"...
Только понять ее вопросы было трудно, она как-то необыкновенно смешно сюсюкала, делая губы сердечком, и притом так тихо, что совсем нельзя было разобрать слов.
За княгиней постоянно выступала приехавшая с ней из Москвы англичанка -- "Макаронина", по выражению Культяпки: это была особа высокая, страшная, с застывшим деревянным лицом, похожая, как я уже упоминал, на ободранного зайца.
Особенно сильное впечатление "макаронина" производила на поостодушного Тереху. Он смотрел на нее во все глаза, разиня пот, недоумевая, что это такое...
-- Ну-у-у! -- произносил он каждый раз, встряхнув волосами. -- Как только не переломится! Жуть!
-- Вот бы тебе такую в жены,-- говорил, смеясь, Культяпка. -- Аль в деревню бы ее к вам, в Рязань... Всех бы баб перепугала!..
Тереха плевался...