Я привязал "Буланжу" к крыльцу за столб и вслед за учителями "пролез" в хату.
Лизка, в одной юбке, босая, растрепанная, успевшая зажечь лампочку, торопливо расстилала по столу белую салфетку. Учителя сидели за столом друг перед другом и оба курили.
-- Гости дорогие... ах, ах! -- суетилась Лизка. -- Слышу, стучат... Господи... кто же это, думаю!.. Ан, хвать, вон кто! Милости просим!.. Милости просим!.. Ах! ах! -- спохватилась она вдруг. -- Что же я это окошко-то забыла, дура, завесить!.. Неровен час, народ-то ноне...
Она торопливо задернула окна какими-то черными занавесками и, снова обернувшись к учителям, затрещала.
-- Чем вас потчевать-то? Водочкой! Сколько прикажете? Бутылочку? Сичас, сичас!.. А самоварчик? Самоварчик можно... Яичек, а?..
-- Давай! -- сказал учитель в крылатке. -- Да не трещи языком-то, не люблю!
И, обернувшись ко мне, прибавил:
-- Садись сюда, к столу... Садись, садись смело!.. Руку, друг!, Руку, молодой человек!.. Погляди, полюбуйся на нас, культурных людей... Но не суди, не суди, друг, о-о-о, не суди!-- повторил он несколько раз.
Учитель в поддевке засмеялся и сказал:
-- И что ломается, что ломается? Ах, дурак! Боже, какой дурак! "Культурных людей!" -- передразнил он. -- А что такое культура, -- и не знает!..
-- Кто, я не знаю? -- заревел тот. -- Чорт ты после этого!.. Под культурными людьми я разумею образованных людей... да...
-- Гм!.. Та-а-ак!.. А ты образованный человек, а?.. Если бы ты был культурный, образованный человек, не сидел бы ты здесь. В том-то и штука, что мы дикари, а не "культурные" люди... Нам бы с тобой овцой родиться-то, авось бы хоть волк съел... Отстань с глупостями! Наливай водки-то!..
-- Что же? Мы, по-твоему, значит, никакой пользы не принесли за восемнадцать лет службы на земской-то ниве?-- воскликнул учитель в крылатке.
-- А я почем знаю... Да и какая польза-то? Сопливых мальчишек учить... Ха! "Птичка божия не знает ни заботы, ни труда"... Эх-хе-хе!.. Друг, поверь, везде вопиющее противоречие между словом и делом... Что мы можем?.. Польза, польза!.. Вот, пока ты пьян, о пользе толкуешь, а завтра... Завтра тебе, брат, твой боров, которого, я слышал, хочешь резать, будет дороже, интереснее, милее, так сказать, этих сопливых, паршивых мальчишек, которые надоели мне до смерти, да и тебе тоже... Да и вообще ушел бы я сейчас с этого проклятого места... Будь оно проклято!.. Всю кровь высосали... Польза!.. Тьфу... Наливай водки!..
-- Нет, врешь! Я этого не сделаю, -- наливая водку в стакан и мрачно хмурясь, сказал учитель в крылатке. -- Я своего поста не брошу. За целковым не гонюсь... Нет, врешь! Ты на свой аршин меряешь... Так ведь ты кто, чорт тебя знает! Ты только и думаешь, как бы того, приобресть... Тебе бы торговать, вот что! Вообще ты, брат, гадкий человек, все на чужой счет норовишь... Опошлился... Нет, ты не учитель! Ты -- гад!..
-- Ругайся, я не обижусь! -- делая вид, что ему все равно, произнес учитель в поддевке и выпил водку. -- Вот ужо,-- продолжал он и как-то скверно подмигнул глазом, -- приедем домой, культурные люди... Встретят нас жены... Да, поблагодарит тебя твоя!.. Ты уж лучше и не ходи к ней, а полезай, как в прошлом году, на вербу, да там и сиди, пока дурь не сойдет.
Он обернулся ко мне и, захихикав, скаля черные зубы, продолжал:
-- Его жена колотит, ей-богу! Культурного-то, пользу-то который приносит... он от нее на вербу прячется... хи-хи-хи!..
-- Молчи! -- закричал учитель в крылатке, стукнув кулаком по столу.
-- Хи-хи-хи! -- снова начал учитель в поддевке. -- Не любишь?.. И спросит она у тебя, -- смеясь и басом вдруг заговорил он: -- "Где взял денег? Ответствуй!.." Что тогда?.. Хи-хи-хи!
Учитель в крылатке молча налил целый стакан и, не отрываясь, выпил.
-- По-о-одлец! -- проговорил он, переведя дух, и налил еще. -- Пей! -- обратился он ко мне.
Я отказался и посоветовал ехать дальше.
-- Поспеешь! -- ответил он и выпил еще... Немного погодя лицо его побелело, глаза как-то остановились и стали страшны... Он начал плакать.
-- Убью себя... убью!.. убью!.. у-у-убью!..
-- "Юнкер Шмит из пистолета хочет застрелиться", -- сказал учитель в поддевке и опять захихикал.
-- Убью! Убью! -- плакал учитель в крылатке, громко и страшно крича.
Лизка испугалась и стала просить меня убрать его. Но я тоже не знал, как быть. Учитель ругался скверными словами и порывался драться...
-- Батюшка! Отец родной, не кричи! -- молила Лизка.-- Ах, господи... Кабы знала, ах, ах... хуже, тысь, последнего мужика... Уходите, христа ради, уходите, христа ради!..
Наконец, нам удалось кое-как вытолкнуть его из хаты на улицу и втащить в корзинку... Ругаться и кричать он перестал, но зато начал как-то жалобно стонать...
-- Не подох бы грехом, -- сказала Лизка, -- засудят!
-- Ни-ни-чего! -- еле ворочая языком, ответил учитель в поддевке, -- тро-о-огай!..
Я тронул "Буланжу"... Учитель съехал на дно корзинки и уперся ногами под козла. Картуз с него свалился... Он стукнулся о твердое сиденье и застонал. Другой тоже еле сидел и что-то говорил сам с собой, беспрестанно повторял одно и то же... "Н-да-да... гм! н-да!.."
Было уже светло, когда я привез их на место назначения.
Какой-то мужик, с вилами в руках, босой, попался навстречу и спросил:
-- Откеда? -- и, покачав головой, прибавил: -- Ловко, в рот те закатай!.. Вот это ловко! Ох-хо-хо! Не одна, видно, корова хвостом-то машет... Н-да!..
Подъехав к школе, я остановился. Учитель в поддевке потихоньку, с величайшим трудом и осторожностью, слез с экипажа и, грозя мне пальцем, что, очевидно, означало: "не шуми", шопотом сказал:
-- Постучи в дверь... Про меня не говори: я, вот, скроюсь, пока... тсс!.. Сторожа-то нету: жена сама... тсс!..
И, согнувшись, причем сделался очень похож на зайца, на цыпочках, цепляясь руками за стену, скрылся за углом...
Я слез с козел, потрогал крепко спавшего седока и, подойдя к двери, постучал. Ответа не было. Я постучал сильнее...
-- Сейчас! -- раздался где-то звонкий женский голос. -- Кто тут?..
Дверь отворилась, и на пороге передо мной предстала во всей красе заспанная, толстая, полураздетая женщина.
Это была жена учителя: сейчас же, как только взглянула на меня, она поняла, в чем дело.
-- Привез? -- спросила она.
-- Привез! -- ответил я.
-- Хорош?
-- Хорош!
-- Спит? Не может сам встать, а?
-- Не может.
-- Голубчик! -- запросила она. -- Помоги мне втащить его... Я тебе на чай дам... Ах ты, господи, вот наказанье-то... Как ведь давно не пил-то... Подохнуть бы этому проклятому немцу!..
Я взял учителя за плечи, а она за ноги, и мы втащили его по ступенькам крыльца.
-- В комнату-то не надо, -- сказала она, когда мы внесли его в маленькую комнатку-кухню. -- Там дети спят... Бросай здесь!.. Выдрыхнется, начнет ныть... А денег он ни у кого не брал, а?.. Не слыхал ли? -- спросила она и торопливо стала шарить по карманам. -- А, чтоб ты подох! -- крикнула она, найдя деньги, и, обозлившись, ударила мужа ногой в бок...
-- Прощайте! -- сказал я, выходя на улицу...
-- На, вот, на чай! -- крикнула она, отворив вслед за мной дверь, -- что ж ты?