9 июня
Семь часов вечера. Все тот же день, зеленый угол парка, крутой склон, сабля Сены и за ней Париж. Вблизи он виден ясно бесконечные дома, мало церквей, пятна садов и влево пышная зелень леса Булонского. Но дали смутны. Туман ли, мгла серосинеющая, тусклое дыхание гиганта. Оно колеблется, и точно медленно переползает. Вот одолел сноп света вечереющего, из опала теплом выхвачен Монмартр, и забелел храм его многоглавый. Далекое виденье! А потом -- ушел. Но тонким силуэтом -- Нотр Дам, загадочные, всегда несколько страшные его башни. И безмерно выше всех "вавилонская башня", облик века, уж нашедшая своих певцов, уже прославленная, уж, верно, по T.S.F. беседующая с химерами Нотр Дам.
Как бы то ни было, но мировое. Тут уж не "порог вселенной" -- просто образ универса.
Внизу, по площади, медленно ползет человечество. Священный час! Обед. Папаши тащат на руках будущих граждан Республики (Liberté, Egalité, Fraternité {Свобода, Равенство, Братство (фр.).}), мамаши катят колясочки, скромные караваны запрудили мост, и терпеливою толпой стоят в очередях к трамваям, пароходам, автобусам, поездам нетлишь аэропланов, чтобы возвратить домой насытившихся.
Покорное, невиноватое в страде, в убожестве своем человечество нуждается, чтобы Кто-то прижал его к безмерной, любящей груди -- забыл все раны, безобразия и пошлость, все эгалите, всю философию консьержек, скопидомство, поклонение тельцу и всю продажность -- все-таки прижал бы.
Но безумен тот, кто дал бы плебсу строить жизнь. Да не будет. Каждому свое. Герои и святые там, где им следует. Банкиры, лавочники и консьержки -- на указанных местах. И не наоборот.