Бренчат ключи, просовывается рожа Белой лошади, нашей надзорки, звучит формула "собирайтесь с вещами" (как ни мало дают с собой в камеру, положено с вещами) - и сам человек-вещь навсегда исчезает из пол зрения. Так вызвали Эллу Ванникову. Мы провели сутки втроем, на другой день дверь отворилась, и в камеру одна за другой торжественно вступили три несоизмеримо разные особы: интеллигентная дама за сорок лет; высокая худа старуха в длинном балахоне, коричневое лицо окружено вздыбленной массой только что вымытых белых волос; румяная, курносая, коренастая девчонка маленького роста. Они представились нам по очереди: Вера Николаевна Ледковская, Сабиха-Сюнбюль Гуссейн-гзы, Маша Смирнова.
Маше двадцать лет. Задорные синие глаза. Хохотушка - сверкают чистые белые зубы. Образование - с грехом пополам восемь классов. Отец - рабочий-передовик, член партии, и брат тоже, и мать работает на заводе - образцовая пролетарская семья. Все, как следует: и квартирка в пятиэтажке, и грамоты в рамках, и радиорепродуктор на стенке, и газеты на полке, только вот она, Машка, вышла за эти рамки - загуляла. Шла по улице, увидела в окне чернобрового парня с потрясающими черными усами и обомлела. Подмигнула ему, он кивнул; вошла во двор, он вышел и увлек ее внутрь югославского посольства, в свою комнату, прямо к столу: водка, вино, закуски, сласти. Его зовут Жарко Гуджулич. Ах, Жарко! Как с ним жарко! Выпили, разделись до трусов, бегали по комнате, прыгали через стол, боролись, слабея от смеха, наигрались - и в постель. Рано утром он потихоньку выпустил ее. Дома, конечно, один ответ, ночевала у подруги. Любовь отняла у Машки разум - еще два свидания, и конец - делу венец: к ужасу незапятнанного отца, за ней пришли, увели на Лубянку. Весело рассказывая об этом, Машка восхищается черными усами лихого Жарко и ничего не боится - брат служит в органах, поможет, а если нет, стоит за это и посидеть... (Ей дали всего пять лет ИТК, помиловали через два года.)