Сабиха-Сюнбюль охотно, как сумела, рассказала свою историю. Ее муж, турецкий коммунист, спасаясь от полиции на родине, перемахнул верхом на коне советскую границу где-то в районе Карса. Его доставили в Баку и проверяли в заключении полгода, после чего товарищу герою дали работу и квартиру, помогли переправить из Турции жену. Сабиха поселилась с мужем в СССР и начала привыкать к новой жизни, однако... В конце 30-х годов его заподозрили в чем-то, взяли и, кажется, расстреляли. Сабиха осталась на чужбине без крова и без средств, собралась в Москву и пошла в турецкое посольство проситься домой. На другой же день попала к нам. Ее, как положено, обработали, обругали... Она плохо говорит и не все понимает по-русски: следователь назвал ее "старая блядь", она удивленно спрашивает нас, почему "старый билет"? Мы объяснили, она долго смеялась над этим - чувство юмора не покидает ее и в тюрьме.
Темные с проседью волосы Веры причесаны на прямой пробор, две косички связаны венком, серые глаза прищурены с непривычки, - очки отбирают в камере и выдают на допрос, густые брови слегка опущены к вискам, прямой нос и правильно очерченные губы придают лицу античную строгость. Но негибкое, полноватое тело ее не соответствует гордой голове.
Вера Ледковская родилась в 1905 или 1906 году в имении под Самарой, в благородной и богатой семье предводителя дворянства, члена совета директоров Волго-Донского банка Н. Ледковского, назначенного потом главным инспектором Министерства просвещения в городе Вильно, где прошло ее детство. Вера получила аристократическое воспитание и образование, с детства говорила только по-французски, хорошо знает немецкий и английский. Увлекаясь Ибсеном, выучила сама норвежский, он-то и стал причиной ее гибели. Отец ее давно умер, она жила вдвоем с матерью в родной Самаре, переименованной в Куйбышев.
В начале войны туда был срочно эвакуирован дипкорпус. Норвежское посольство нуждалось в переводчике, и Вера начала там работать. Когда всех стали возвращать в Москву, посол предложил ей уехать вместе с ними, взять с собой мать. Она согласилась... Так как у них не было ни площади, ни прописки, их поместили в здании посольства - это было нечто из ряда вон выходящее: полноправная советская гражданка и член профсоюза безвыходно проживала на экстерриториальной площади! Работа была очень интересна и хорошо оплачивалась валютой, налоги же Вера платила в пересчете на рубли. Все необходимое покупала посольская прислуга, но готовила у себя в комнате ее мать. Судя по странным рассказам и намекам, Веру не миновал там какой-то соблазн... Летом 1948 года ей полагался отпуск, и она вышла наружу, поехала с матерью в дом отдыха на станции Правда по Ярославской железной дороге. В один серенький денек прогуливалась мимо дач. К ней подошли... Увезли. Обвинения серьезные - в шпионаже и прочем.
Мы неизбежно должны были сблизиться на своем уровне, Вера заставила меня вновь окунуться в культуру. Я могу читать по-норвежски, но говорить не умею, она обрадовалась, стала меня учить (я тоже люблю скандинавскую литературу, это во мне шведские гены Эвертов). По вечерам мы с ней прохаживаемся вдоль стены и делимс всем, что знаем, и тем, что воображаем. У нее незаурядный мужской ум и причудливая фантазия, сочиняет романы и стихи; творчество ее тяжеловесно, как тело, оно все "от гекзаметра", академично и эпично. Днем Вера неподвижно сидит на кровати, сложив руки на животе, и отсутствует - молится, думает, вспоминает. Характер у нее медлительный, насмешливый, надменный: Сабиху и Машу называет "афками", обезьянками (от немецкого Affe), это меня возмущает.
В таком высокоинтеллектуальном общении мы провели целых три месяца, пока Веру не вызвали с вещами - на двадцать лет в Караганду... Об этом я узнала после, а тогда она исчезла вмиг и без следа.
Царская тюрьма, каторга и ссылка... Политический заключенный... Стойкий борец за идею, готовый умереть за народное счастье... В глазах русского общества его образ был освящен нимбом мученичества и героизма со времен декабристов и доныне. Как черное от белого, как минус от плюса отличается презренный узник Лубянки от героя Петропавловской крепости: он даже не "политический" вовсе (таких в СССР нет), его статья 58 входит в уголовный кодекс. У нас нет идей, мы не боремся ни за, ни против, мы - враги народа, отверженные советским обществом и государством гнусные "контры". Мы сами не знаем, кто мы такие, аполитичные обыватели, без разбора схваченная спрутом рыбешка, лишь пена на гребне девятого вала. Однажды послышалось за стеной: тук, тук, тук... тук... тук-тук. Но мы не умеем перестукиваться, это дело опытных заключенных. Алла тихо напевает модный романс Александровича "Скажите, девушки, подружке вашей"; Машка тянет тюремную песню "Сестра любимая, родная, милая"; существует местный фольклор, переходящий из камеры в камеру, от смены к смене, но в нем нет высоких слов о политике. Тех, кто совершил "настоящие" преступления, мы, женщины из 19-й камеры, не встречаем, они где-то в глубинах и на дне, там их обвивают и душат кошмарные щупальца. Ночью слышим изредка животные крики снизу и съеживаемся в постели - как бы и нам туда не угодить... Обсуждать, объяснять это опасно - никто не доверяет никому, боятся. Кто они, те люди? Мы не знаем, все здесь совершенно секретно. Бывшие члены ЦК? Может быть, захудалые монархисты? О масштабах нравственных и физических страданий в подземельях МГБ все узнали через сорок лет.
В самое темное время опять приснился символический сон. Я, уменьшенная, как Алиса в стране чудес, стою у входа в узкую серую комнату. Ее до потолка заполняет колоссальная женская фигура в серой тунике до пят, со строгими складками - не то статуя, не то живая... Серые волосы, стальные серые глаза, суровое лицо. Мне страшно, падаю ниц. Она правой рукой указывает направо вниз. Крошечная дверца. Выхожу, несколько ступенек, еще дверь, открываю - в ослепительный весенний вечер! Лукоморье, дубовая роща, ярко-зеленые лужайки. На чистейшем опаловом небе сияет молодой месяц. Иду во сне, как во сне, без веса и плоти по краю безбрежного озера или моря. Все. Это ликование нельз выразить словами.
Проснулась - и сразу: "Все будет хорошо".
Свободное копирование
