...По пути на площадку я мимоходом заглядываю направо, на высокий застекленный балкон, где бывают за столом недосягаемые люди: художник Нестеров, композитор Василенко, хирурги Постников и Юдин, писательница Щепкина-Куперник... Что влечет их сюда? Несомненно, уникальная личность Владимира Петровича Филатова. Живя постоянно в Одессе, занимаясь научной работой, руководя своей прославленной клиникой, он приезжает летом отдыхать к сестре, потому что любит нашу Влахернскую и своих близких. Ростом высокий, солидный и добрый, Владимир Петрович при всем своем научном величии и славе в жизни прост и отзывчив: может вынуть соринку из глаза мужика на молотьбе, отнести капли деревенской бабке. Он - любящий отец: его сынишка Сережа, по прозвищу Ложкин, таскает нам мячи на теннисе; оба неразлучны - говорят, первая жена покинула Филатова... (?) Во второй раз он женился на своей ассистентке. На даче он общителен и остроумен - пишет стихи, фантазирует, шутит; придумал себе греческое имя Воталиф Филатидис (его фамилия наизнанку), сестру называет Лиспет, ее мужа - Геонес. Был у них в саду высокий пень, обрубок сосны - В. П. вырезал из него забавную фигуру фавна, раскрасил его и назвал Сперофилом. Обо всех этих персонажах сочинил историю в стихах.
Но главное его хобби - живопись. Филатов считает себя более художником, чем великим врачом! Гуляя по окрестностям, он выбирает "точки" для своих пейзажей и неутомимо пишет этюды маслом. Однажды осенью, в леденящий ветреный день, я заметила его на шуколовской горе около "Савенара": сидит, скорчившись, на стульчике, такой большой, в куртке и полотняной шапочке, зазябшей рукой пишет с натуры громадную липу на краю обрыва. Подхожу - не замечает, так увлечен... Здороваюсь - поднял голову, будто проснулся; обычно розовое лицо побелело от холода - ведь простудиться может! С трудом убедила его бросить, идти к нам в теплый дом; напоила горячим чаем - потирая руки, улыбается, как ребенок, его добрые умные глаза выражают удовольствие, согрелся... Показывая свой любительский этюд, любуется им: "А ведь, кажется, неплохо? Правда?"
Измерить и осознать духовное величие и мировую славу Филатова я была не в состоянии. О его профессиональном опыте и мастерстве ходили легенды, и не только среди пациентов, но самым ценным в нем было не это, а его внутренний мир - мудрость и этика. Насколько я знаю, он увлекался в то время теософией или антропософией Штейнера. В 1935 году мы (папа, мама и я) случайно встретились с ним в Сочи, и В. П. предложил поехать с ним в коляске на гору Ахун. Узнав, что я интересуюсь философией, по дороге объяснил, что такое космический универсализм, - то, что мне было так близко, так нужно. Прибыв наверх, мы слазили на смотровую башню с головокружительным видом, покормили ручного медведя, купили сувениры; вернувшись вниз, роскошно пообедали вместе на "Ривьере" под рокот волн. В. П. прочитал нам наизусть свою шуточную поэму о фавне Сперофиле и другие стихи.
Позже, в старости, Филатов, возможно, под влиянием своего друга - ученого и религиозного деятеля Войно-Ясенецкого, пришел к глубокому пониманию христианства. Рассуждать об этом я не имею права.
Свободное копирование
