Т е н и к а н а л а.
На канале Волга-Москва развернулась гигантская стройка века. Изнуренные голодом и трудом заключенные осмелели, одни стали подавать жалобы, другие ухитрялись бежать, скрывались в лесах. Местные называли их "копаликами", "канальями" и очень боялись. Гулять стало опасно.
Один раз мы вдвоем с папой углубились в необъятный новлянский лес - грибов там было много... Вышли на поляну и столкнулись с оборванцем. Он окинул нас волчьим взглядом: на папе рубашка и белые брюки, на мне сарафан на голом теле.
- Документы, деньги есть? - буркнул бродяга.
Папа ему:
- Ничего нет, можешь обыскать.
- А курево есть?
- Вот это пожалуйста. Давай-ка покурим.
Папа вынул из кармана коробку "Дуката", спички. Они сели на бревно и задымили, я отошла в сторонку, о чем говорят - не слышу. Когда кончили, отец отдал беглому каторжнику папиросы и спички, тот канул в кусты, а мы рванули обратно. Папа рассказывал:
- Подумай только, он был парторгом на заводе! Сел за троцкизм, получил двадцать лет. Сбежал три дня тому назад, обокрал продуктовый ларек. Но ему нужен паспорт. Грабить нас не хотел, а захотел бы, я бы скрутил его в два счета - совсем тощий, слабый. Черт знает что! - Идем удрученные молча, потом он добавил: - В общем-то, мы отделались легко - был бы блатной с ножом, был бы капут!
- А ты бери с собой нож! Твой складной...
- Нет уж, хватит, я жить хочу. И ты матери ничего об этом не говори.
В другой раз я шлялась одна где-то около станции босиком в выгоревшем добела на спине синем платье, кожа цвета спелого ореха. На линии я перелезла через кучу угл - ноги пыльные, черные до колен. Вдруг меня остановил канальский охранник, пристал с расспросами, кто да что... Ничему не верит - принял за беглую рабыню. Пхнул в бок, облаял:
- Врешь, б... идем в милицию на х... там разберутся...
Плохо дело. Мне пришла в голову отчаянная мысль, иначе выхода нет:
- Зачем сразу в милицию? Вон там дача доктора Сперанского, меня там знают и подтвердят, что я дачница. Пошли!
Он замялся и согласился. Миновали платформу, подошли к калитке. Он: "Эй, кто-нибудь есть?" Подошла их степенная старая няня. Я объяснила, в чем дело. Она:
- Да, знаю, знаю. Это наша барышня, они часто на теннис приходят, а живут в Шуколове, эва на той горе.
Солдат плюнул, ушел ни с чем, а я чувствовала себя очень неловко: никогда не являлась к ним в таком неприличном виде. К счастью, все отдыхали после обеда. Я отправилась домой окольным путем, выкупалась в Икше, отмыла ноги. Маме опять не сказала ни слова, она от всего впадает в панику, и мне бы здорово досталось. Папа смеялся надо мной - поделом!