Чтобы закончить старшую школу, мне организовали обучение на дому. То есть я должна была пригласить всех учителей, которым раньше грубила, в мое бедное тинэйджерское жилище, обставленное выброшенной мебелью, заглянувшей сюда по дороге в помойку. Другими словами, я сквозь землю проваливалась, пока учителя вытирали ноги на коврике и сидели на моей старой флинстоновской мебели, теткином старье, тяжелой как камень и сменившей обивку. Когда я сдавала тщательно выполненные задания, ни один, включая даже О’Рурка, непрерывно курящего, пахнущего каким-то пойлом, не сделал ни одного замечания, хоть как-то меня унижающего. Я не должна была выслушивать «я говорил тебе», но должна была поддерживать беседы с домашней учительницей экономики типа, когда убили Бобби Кеннеди, этот день не объявили нерабочим, как после убийства Мартина Лютера Кинга. «Это все потому, что Мартин Лютер Кинг был черным».
Я поняла, что это достаточно обоснованно, прикинув сколько в стране чернокожих лидеров, но не раскрыла рта, потому что она была учительницей, а я беременной школьницей, сшившей розовое платье с несколькими швами, чтобы каждый раз, когда мой живот подрастал на очередной дюйм, распарывать один из них.
