Потом наступил выпускной, на который я не могла пойти из-за своего пуза, не говоря уж о том, что и не была приглашена. Подруги позвонили на следующий день и рассказали все подробно. Сказали, что директор, стоя на сцене после вручения аттестатов, сказал «И поздравляю Беверли Донофрио, которая не может быть с нами сегодня». Подруги клялись, что ни один человек не хихикнул, не пошутил, за что я была всем благодарна. Я полюбила всех одноклассников, которых раньше называла глупцами, идиотами, имбецилами.
А вот к друзьям я не испытывала таких теплых чувств. Они оставили меня одну, чтобы хорошо провести время в арендованном коттедже на берегу озера в часе езды. Так что все лето я общалась, не считая Рэймонда, с Бам Бамом – умственно отсталым трехлетним ребенком, - и своей мамой, которая заходила каждый день утром и после полудня, потому что куда бы ни шла, это было ей по пути и потому, что она понимала как мне одиноко и как мне это нужно.
Однажды утром она позвала через заднюю дверь «Ээээй, ээээй».
Я еще была в постели - половина одиннадцатого.
«Ты проснулась?»
«Ага»
Я слышала как она гремела на кухне. Встала, напялила вытянувшиеся мешком на животе джинсы, которые мама купила мне во время одной из наших послеобеденных прогулок в «Баркерс», «Старс» или «Калдор». Потом пошлепала вниз по лестнице на кухню.
«Будет жара», - сказала она и поставила на стол две чашки кофе.
«Я не хочу»
«Что ты хочешь, сок?»
Я кивнула.
«Я принесла остатки жаркого, - она показла на пластиковый контейнер в холодильнике, - там же и фаршированные перцы».
«У меня от них изжога»
«Вот чего у меня никогда не было. Но вода держалась, особенно с тобой. Ноги у меня раздулись как надувные шары. И еще этот ядовитый плющ в тот год. Я думала, умру. Рэй любит перцы. Подогрей ему».
Она села, зажгла еще сигарету, глотнула кофе.
«Когда ты стирала последний раз?»
Последний раз это делала она.
«Не знаю».
«Это ты должна знать. Хочешь забросить в машину сейчас?»
«Нет, ма, жарко». Она начинала меня злить.
«Можешь сегодня вечером. Я так делала. Как станет попрохладней, закинь в машину, потом развесь. К полудню высохнет».
«Мне так неохота, я не выдержу».
«У тебя и дел особых нет, просто ты их не делаешь. Когда ты последний раз мыла полы?».
«Я не хочу говорить о домашних делах».
«Я говорю для твоей же пользы. Делай все по расписанию, тогда это легко».
«Ма! – закричала я, - я не хочу говорить о домашних делах. Хорошо?».
Она встала и начала протирать столы. Я посмотрела на часы. Еще час до моей первой мыльной оперы.
«Расскажи, как вы познакомились с отцом?». Я спросила, чтобы сменить тему разговора. Я слышала это сотню раз, как и все ее истории, потому что с самого рождения была ее главной наперсницей.
Только в те времена она радовалась жизни. Пела на кухне, отбивала чечетку в коридоре и иногда делала мостик на лужайке.
Она села, закурила еще сигарету. «Мы были на танцах в парке Рокавей. Все известные музыкальные группы съехались туда. Твой отец был с приятелями и они поддразнивали его передо мной, спрашивая «Почему бы тебе не станцевать с Грейс?» Он не приглашал меня, потому что у него был геморрой, и они знали об этом».
«Из-за этого он не мог танцевать?»
«Ну, ему было неудобно, он стеснялся. В следующую субботу я пригласила его танцевать. Ты знаешь отца, он хорошо танцует. Потом мы начали встречаться и через полгода поженились». Я думаю, мать была популярна, потому что не могла долго обходиться без секса.
«Моя семья отказалась от меня. Они никогда не любили папочку, говорили, что он лодырь. Не думаю, что он простит им это».
«Ты хотела бы не выходить замуж?».
«О, знаешь, когда я была одинока. у меня была работа, деньги были, я покупала хорошую одежду, ездила отдыхать. Делала что хотела. А когда ты замужем, ты едешь туда, куда хочет муж. Я переехала в Валлингфорд. Мне не нравилось там, я не знала никого. Потом пошли дети. Не знаю. Если хочешь быть счастливой, оставайся одинокой».
«Но ты любишь папочку?».
«О, да. Но я так тосковала по дому. Я потеряла друзей, работу. Твой отец не хотел, чтобы я работала. У мужчин своя гордость. Когда я получила водительские права, тебе было, сколько, пятнадцать? Я сказала, черт с ним. Нам нужны деньги. Тогда я пошла работать в «Бредлис». Теперь я стою на этих бетонных полах. На мне два дома. Я не становлюсь моложе, знаешь ли». Так долго моя мать могла говорить только перед тем как начать жаловаться.
«Ма, ты не должна убираться в моем доме». Я пыталась подавить это в зародыше.
«Ага, ну, как родишь и не буду, можешь мне поверить».
Как раз в это время Бам Бам постучал головой в дверь. Бам Бам не говорил ни слова, кроме «Бам Бам» и только когда стучал головой в чью-то дверь.
«Ты собираешься впустить его?» - спросила мать.
«Да». Я встала и открыла дверь.
«Зачем?».
«Он хороший».
Бам Бам сел за стол между нами.
«Видит Бог, Беверли, не верится, что через пару месяцев у тебя будет ребенок. Ты бы лучше повзрослела». Это было ее любимое и самое раздражающее меня высказывание.
«Ты познакомилась с соседями?»
Она подняла брови.
Надо мне поговорить с тетушкой Бам Бама – с ней жил и он, и его сестры? Она не смотрела за детьми, походила на моржа и жила с каким-то беззубым малым. Или пообщаться с женщиной, живущей на противоположной стороне улицы, которая драила свой «Понтиак GTO» так же часто, как переодевалась? И правда, иногда мне хотелось решиться пригласить одну или двух приятных мне соседок. Однако, как-то поговорив с соседями, я поняла, что сделала большую ошибку. Это были Сту и Марша Хекль, живущие в другой части нашего дома. Я называла их Уродами, потому что у него были большие прыщи и маленькая голова, а она была как гриб и розовая кожа на голове просвечивала через волосы. Мало того, они еще и были свидетелями Иеговы. Я сидела на ступеньках у входа, а Рэймонд смотрел бейсбол по телевизору, когда вышел мистер Урод и предложил мне пирожное, которое миссис сделала для вечернего заседания школьного комитета «Родители против полового воспитания».
Я рискнула спросить: «Вы правда считаете, что половое воспитание не нужно?».
«Что б оно пропало, - сказал мистер Урод, - неизвестно кто будет говорить нашим детям про птичек и пчелок? Кто им дал право вместо молитв говорить о сексе?».
Мне захотелось блевать, ведь если б кто-то рассказал мне немного о контрацепции, я, может быть, не забеременела бы подростком, не сидела бы на крыльце дома для малоимущих и не слушала бы эти извращения о конфликте молитв и секса.
«Типа Уродов? – спросила я у матери, - нужны мне люди, не признающие полового воспитания?».
«У каждого свое мнение»
«И у меня. Мне нравится Бам Бам и я хотела бы, чтоб ты убралась отсюда. Это мое дело, с кем мне говорить».
«Я лучше пойду».
Мне стало вдруг плохо, до крика.
«Что ты сегодня вечером будешь готовить?».
«Не знаю. Жарко, наверное просто картофельный салат с колбасой. А ты?».
«Гамбургеры».
«Почему ты не готовишь жаркое? Не знаю как вы, дети, едите эту дрянь».
«Ма».
«Ладно, ладно. Мне надо зайти взять кое-что в «Дженнис» Ты хочешь зайти? Тебе надо что-нибудь?».
«Дженнис» - магазин Дженни, двоюродной сестры отца. Каждый раз, когда я заходила туда, она бросала что-нибудь мне в сумку. Типа коробки шоколадных или кофейных пирожных, большой упаковки мороженого.
«Нет», - сказала я.
Она открыла холодильник и подняла кварту молока. «Тебе нужно больше молока». Опять открыла холодильник. «Это была последняя банка сока? Я возьму еще».
Она помыла чашки и вышла.
Свободное копирование
