Слёзы матери

Кроме обязанностей к ближнему у каждого
                человека есть обязанность к себе.   
                Л.Н. Толстой.

   Никто не будет спорить, что    « отворачиваться от ближнего противно истинной природе нашей, oднако, против этого грешит всякий человек, ненавидящий другого за обиду».  Да,  именно за обиду.  Обида разрушает наши души. Обида  убивает любовь.   И как ни парадоксально, обида становится камнем преткновения во взаимоотношениях  уж  совсем близких людей. А кто может быть еще ближе, если не дети и родители, мать и сын.  А все потому, что живем дурно,  потому, что кроме обязанности перед ближним, потеряли, на мой взгляд, самое главное - обязанность к себе. 
   Моя тетя Феня родилась в 1924 году.  У нее, как ни странно,  три имени. При рождении  она была наречена Феклой. Имя  старинное, практически сегодня не встречающееся в миру. Этим именем звали сестру ее бабушки Пелагеи, это имя было и у    двоюродной сестры тети. Как говорит моя мама, полдеревни было с  этим именем. 
  В далекие двадцатые годы, видимо, Феклы были в моде.  А, может быть, ее нарекли по святцам, таким образом,  святая Фекла была  покровительницей  моей тети  при  ее  рождении. Я могу только предполагать. Но в  миру   ее  все звали  Феней, а муж называл ее Фаечкой. Имя  Фаина больше  ему нравилось. Не любил он имени  Фекла, да и Феней я не помню, чтобы  он называл  ее. А она  не приняла     Феклу к  душе.. Так  Бог и слава, сопутствующие имени Фекла, не нашли места в ее жизни.  Имя  Фенечка  было ей ближе, оно    глубже отражало ее внутреннюю суть, подчеркивая ее мягкость, нежность и  любовь к семье. А тем не менее судьба  к нареченной Фекле была сурова. 
 Тридцатые годы были тяжелыми в жизни каждой крестьянской семьи. Голод и нищета подростком вынудили уехать ее из глухой  уральской деревни под названием Кочевка в большой город Свердловск. Позвала ее к себе родная тетя.  Поехала водиться с ее  детьми.  Так и прижилась в большом городе.  Девчонкой пришла на завод, рано познала  все тяготы  жизни. Живя в заводском общежитии, она не раз вспоминала скромный родительский дом, строгий, но любящий и заботливый взгляд своей мамы, ее натруженные руки.  Она  понимала, что  обратной дороги в свое прошлое не будет никогда.   Сильный характер моей тети  помогал ей выживать  даже в самые трудные периоды своей жизни. Она не любила, да и не имела привычки жаловаться. Она все свои несчастья несла в себе.   
 И сегодня, глядя на нее, я вижу, как она переживает. И не просто переживает, она действительно страдает. Страдает,  отверженная  своим старшим сыном и его семьей..  Страдает от материнской  любви. Страдает от обязанности быть  еще матерью. 
  Ей сегодня 83 года. Господь отпустил ей полную жизнь. Но нет радости в ее глазах, в них слезы и печаль. 
-Но за что мне, Зина,   такое наказание?!  Господь мне послал троих детей.  Леонид был самый старший.   Его  я любила своей, какой-то особенной любовью. Был он внешне  похож на меня, чувствовал мое материнское сердце, еще мальчишкой разделяя  мои переживания. Анатолий его недолюбливал, а все потому, что Ленька часто  был на моей стороне. И вовсе не потому, что я настраивала его против отца. Просто он чувствовал меня.   У меня за него    всегда болела душа. А сегодня он проходит мимо меня и делает вид, что  не знает своей матери. Зина,  ты представляешь, каково мне!.
-Как!?- проглотив ком в горле, судорожно выговорила я.-  Неужели он  даже не здоровается с вами? 
- Даже  не здоровается.  Проходит мимо меня,  делает вид, будто я ему чужая…  А мое сердце при виде его разрывается на части. Вот каково мне с таким грузом жить!- со слезами на глазах  выговаривает она.
-А почему он так себя ведет?.  Он ведь не подросток, Слава Богу, ему уже седьмой десяток пошел! - понимая, что лезу в самую душу , пыталась понять я ее. 
-  Обида не дает ему покоя…….
-Какая может быть обида на восьмидесятилетнюю мать, да и неважно, сколько вам лет. Мать она в любом возрасте  мать. Вы были замечательной  мамой. Я знаю, я сама видела, как вы в свое время разрывались между всеми  нами, при этом  часто  питались ворчаниями дяди Толи. Хороший он был человек, ничего плохого про него не скажешь, но как в любой семье, ссоры и недомолвки между мужем и женой  всегда  неизбежны.  Я иной раз поражалась, как вы умели их скрыть ото всех в семье.  Любые житейские  удары всегда брали на себя.  Я помню, как женился Леня. Как  родную   приняли невестку. Как вы всячески хотели им помочь. И комнату отделили  молодой семье , а сами ютились  в проходящем, так называемом зале. А ведь кроме Лени у вас еще было двое. Таня совсем еще подростком была.  И еще на вашу голову сваливалась по выходным я, студентка, тоже  жаждущая  домашнего тепла.  Мне было хорошо у вас, тетя Феня.  Я всегда вас потом вспоминала с особым чувством благодарности.  Меня тянуло к вам. Хотя  я уже  и  тогда понимала, что  все бытовые неурядицы, теснота, да и масса всяких житейских , иногда и возникающих неприятных моментов, а они всегда бывают  в большой семье, оставались в вашем сердце и отражались на вашем здоровье. Вы  так умели строить отношения в семье, что никто и не догадывался, что  кто-то чем-то недоволен. Ваша любовь к своей семье побеждала над всеми  недовольствами , которые часто возникали на небольшой площади малометражной квартиры. Хочу заметить, что в вашей маленькой, но по-домашнему уютной, наполненной вашей любовью  квартире, всем хватало   места, и мне в том числе. У вас просто золотое сердце, и я вам не льщу..
- Ну, про мое золотое сердце ты преувеличиваешь, –перебила она меня-   А то,  что душа болела за всех, это ты правильно подметила.  Она и   сегодня   болит за всех; и  за  Леонида, и за Владимира, и за Татьяну. А  Нина  в письме, присланном мне совсем недавно, упрекает меня в том, что я жила и всю душу вкладывала  в Таню, а Вову и Леню обделила любовью.  Разве можно детей любить по-разному?  
- Тетя Феня, что вы оправдываетесь передо мной.   У меня ваша семейная жизнь была на глазах целых четыре года. Да и в детстве  я любила к вам ездить в гости..  Вы были всегда любящей  матерью, замечательной  женой и хорошей свекровью.  Вы чем могли-  всем детям помогли.   Все успевали. Работали, во всем порядок был, да еще и с Ларисой,  помогали Нине   водиться. А беляши какие вкусные вы стряпали. У вас на всех хватало времени  и энергетики, благодаря  которой вы тетя Феня несли   семье, всем ее домочадцам, только свет и любовь. О какой обиде на вас может идти речь!
- А сейчас Нина говорит, что я  к Ларке никакого отношения не имела. Оказалось, что я и ребенка на руках в свое время  не держала.  Как мне это больно слышать. А еще больнее другое.  Зина, несмотря на то, что ты на Севере пятнадцать лет жила, я тебя чаще вижу, чем свою внучку, которая живет  со мной в одном городе.  Ни с Днем рождения, да что там праздники, просто так даже не позвонят, не говоря уже о том, чтоб в гости прийти ко мне, попроведать,  посмотреть, как мать на старости живет!
 - Пусть не плюют в прошлое- оно не прощает,.- резко выпалила я  - А отворачиваться от ближнего - это самый большой грех.    Боже мой, как   мы   живем дурно.  Материальное застелило глаза, а душа человеческая ничего не стала стоить. 
- Отвернулись они от меня все: и сын, и невестка и внучка.  А отвернулись потому,   что завещание я написала на Андрюшку, Таниного сына, а не на Ларку, их дочку. Зина, Таня, еще отец был жив, всю заботу  о нас брала на себя.  Что там была моя пенсия. Это сейчас мне прибавили тысячу, да к мне Слава Богу, уже ведь больше восьмидесяти. За все платила Таня.  Да и расходы мои по оплате квартиры  она  тоже  взяла на себя. Я не могу понять, зачем им моя квартира. Сами живут в трехкомнатной, у Ларисы тоже своя квартира. Самое интересное, что я еще живая!  А живой- то  не ляжешь в могилу.  Не пойму, что я им еще должна?-    продолжала она оправдываться передо мной 
-  О каком еще долге идет речь? 
- Вот, на  почитай, сама поймешь, что им нужно от меня.. 
Она мне подала письмо. Содержание его через край было  наполнено упреками. Обида  в каждом написанном предложении.  Я могла бы понять, если бы писала совсем молоденькая невестка, жизненный опыт которой не позволял разбираться   в жизни. Писала шестидесятилетняя    жена тетиного сына.  Я подчеркиваю -   шестидесятилетняя.  Она уже сама и теща и бабушка . Женщина, которая по сути своей в этом возрасте должна быть наделена мудростью. На душе  стало  пакостно от прочитанного.
-  Неужели все Нины коварны,  по сути своего имени так и остаются «маленькими девочками».  И кроме обид и упреков они ничего не могут дать миру, а тем более быть благодарным тем, кто когда-то им в жизни помог и поддержал их своей любовью.  Боже мой, они все это время  жили с таким тяжелым грузом  в своей душе. Старая дача, квартира, в которой продолжает еще жить и здравствовать их мать, неужели они ценнее общечеловеческих отношений!?  Неужели   материнское начало перестало для них быть святым чувством!?  Неужели у них нет времени подумать о душе.   А вместо всего этого наполненный упреками   приговор моей тете, правда ,  на бумаге  , которая все стерпит. А стерпит ли материнское сердце, погрузившись в эту душевную грязь!?  Мой  внутренний монолог был продолжением прочитанного письма.  А я продолжала ее успокаивать:
- Дорогая моя,   я понимаю, как вам тяжело. Но думаю, что и ему не легче. Он тоже несет свою ношу, но вся беда в том, что он живет под пятой своей жены, ее мозгами. Не свою голову он несет, когда проходит мимо вас, а  Нинину. – успокаивала я ее,  оправдывая того, кого она продолжает любить.-  Что тут поделаешь, вы же знаете, что  ночная кукушка всегда перекукует.  Да, что я говорю.  При чем тут Нина.  Души нет у вашего старшенького.  Наверное, вы ошибались в нем и продолжаете думать о нем лучше, чем он есть на самом деле.. Червоточинкой  поражена душа вашего   уже седого сыночка. И она  всегда сидела в нем , сидела  где-то в глубине его внутренней сути. Она не проявляла себя до тех пор,  пока наследство не стало основной претензией к матери.  Что поделаешь…. Мы не всегда хорошо знаем своих детей, тем более сыновей. Нам кажется, как мы поступаем, так и дети наши должны поступать. А  в жизни не всегда так бывает. Наши дети   проживают свою жизнь. Хотя Вова совсем другой. Леня ведь и парнем был закрытый, он мне, кажется, жил в своем , созданном им  самим, мирке. Его трудно было прочитать с лица. 
Зато Вова был рубаха- парень. Открытостью и щедростью всегда светилось его лицо. Мы с ним понимали друг друга с полуслова. А Леня всегда был на расстоянии от нас, как и сейчас, впрочем. Я вот и сейчас очень бы хотела встретиться с Вовой, вспомнить нашу юность. Что-то родное, невидимое даже и сегодня  связывает нас с ним. А вот Леня  для меня, что есть, что нет. Не чувствую я кровной связи с ним. Скажете, что он старше нас был.  Вася  тоже старше меня, но ощущение родственной души  всегда присутствует где-то внутри меня, несмотря на то, что мы тоже редко видимся с ним. Нет, мы по-разному  с Леней живем и мыслим.   Что поделаешь?. На все воля Божья.....  А вам остается только смириться.. Господь нам всем судья и ему  тоже.
Она опустила низко голову, глубоко выдохнула воздух из уставшей от страданий груди, как-то съежилась,  вытерла платком слезы.   Видно было, что она не может в душе согласиться с тем, что я говорю. Я чувствовала, что  ее душа тянется к нему, своему старшему сыну. И для нее неважно, что ему за шестьдесят. И в ту  червоточинку, которой поражена его совесть,  она не хочет верить.  Он для нее всегда останется тем   человечком, который был  всегда  ей очень  дорог, а  когда – то  и  был близок. Из ее памяти ничего не вычеркнешь. Каждая страница  ее прожитой жизни как яркий эпизод. А когда жизнь уже приходит к своему завершающему этапу, все прожитое чувствуется острее. А дети  становятся еще  дороже. А все потому, что времени на размышления больше. На то и ночь. Сон пропадает от дум за прожитую жизнь, за судьбы детей. Несчастья и  неудачи    больно ранят материнское сердце. А  если еще и сердце золотое, то что  уж  тут говорить.
-Зина, позвони ему, только не говори, что ты у меня.
Я выполнила ее просьбу. Набрав его  номер ,   я услышала знакомый голос. Мы не обрадовались друг другу. Мы говорили ни о чем. А она, по чьей просьбе я это делала, сидела возле меня ,  не шелохнувшись,  одним ухом прислушиваясь к  его голосу, доносившейся  из  телефонной трубки.  Для нее это был до боли  родной голос. Неважно, что ему сегодня за шестьдесят, он в  ее  сердце  навсегда оставался той кровинушкой, которая    связывала их по жизни. И   пока  она жива, сердце всегда будет трепетно биться  даже при упоминании его имени.  А билось ли сердце  у него, ее сына,  на конце другого провода?. Чувствовал ли он душой  ближнего своего,   чувствовал ли он   того, кто подарил ему жизнь и продолжает любить так же трепетно и нежно, как и раньше!?.. А если   не билось?......... 
   И пришли мне  тогда на ум слова из «Домостроя», теперь уже древнего и почти забытого  памятника семейной   культуры, свода правил,  которым  следовали  наши предки.
-«Чада, вслушайтесь в заповеди Господни: любите отца своего и мать свою, слушайтесь их и повинуйтесь. Старость их чтите, и немощь их  и страдание всякое от всей души на себя возложите, и благо вам будет, и долголетними пребудете на земле. За то простятся грехи ваши, и Бог вас помилует, и прославят вас люди, и дом ваш   пребудет во веки, и наследуют сыновья сынам вашим, и достигните старости маститой, в благоденствии дни свои проводя. Не забывайте трудов отца и матери, ибо о вас заботились и за вас печалились, упокойте старость их и о них позаботьтесь, как и они о вас некогда»  
  А мне хочется еще добавить к  написанному:
-Не  забывайте  и  себя,  дети дорогие, вы ж не сами пришли на этот свет.  Не отвергайте    души своих матерей!   В  матерях  ваша сила и спасение ваше!   Да будет так.