19.08.1991 – 20.08.1991 Усть-Омчуг, Магаданская, Россия
19 августа 1991 года глазами обывателя.
Страна еще находилась в глубоком сне, когда новость о перевороте ошарашила меня в полном смысле этого слова с самого утра. Это известие я услышала по радио, собираясь утром на работу. Оно прозвучало, как гром с ясного неба. В голове родилась сразу первая мысль: - Не верю. Только Горбачев дал глоток свободы, и на тебе. Уж если моя обывательская душа не воспринимает того, что происходит в стране, думаю, те, кто живет в Москве, не допустят возвращения в прошлое. С этой внутренней убежденностью я пришла в школу в этот необычный для меня, да и не только для меня, августовский день. Коллеги и работники школы стояли на улице, создавалось впечатление, что сегодня не до работы. Обратила сразу внимание, что все, от уборщицы до директора, были возбуждены сообщениями о происходящем в стране. Ни одного человека не было равнодушного. На школьном крыльце меня остановила уважаемая всеми в школе уборщица Екатерина Юрьевна Урангина, почти безграмотная женщина, с вопросом: -Зинаида Геннадьевна, что происходит. Чего ждать? Мне страшно. - Зачем она задает мне этот вопрос, как будто от меня что-то зависит, откуда у нее, никого, ничего и ни при каких режимах не боящейся, появился страх,- думала я про себя, заходя вместе с ней в здание школы и отвечая ей на ходу. - Чего вам ждать, Екатерина Юрьевна? - Вопросом на ее вопрос ответила я -Восемьдесят рублей, которые вы получаете за свой неблагодарный труд, у вас точно никто не заберет. Да и за вашу правду, дорогая Екатерина Юрьевна, дальше Колымы вас не отправят. Так что вам нечего бояться. - Я никогда никого не боялась и никого не боюсь, Зинаида Геннадьевна. –оправдывалась она за неудачно заданный мне вопрос.- За правду я всегда постою. Вот только грамоты у меня маловато. Правда для меня, что для вас - грамота. Жаль, что в институте не дали вам этой правды. И учеников вы не тому учите. Уважаю вас только за то, что Боженька терпение вам дал. А я бы их всех шваброй поубивала. Нормально даже на унитаз сходить не могут. Вам надо сначала их этому учить, а потом всему остальному. Она бы еще долго советовала мне, как учить и чему учить, но разговор я опять перевела на события происходящего дня. - Да к чего вы тогда говорите, что вам страшно. Лучше скажите, дорогая вы наша и уважаемая Екатерина Юрьевна, ваше народное сердце правдолюбца кому сегодня доверяет - Ельцину или Горбачеву? -Конечно, Ельцину. Горбачев уже надоел. Возит свою расфуфыренную Раечку везде. До чего дожили, мыло по талонам. Я здесь, Зинаида Геннадьевна, давно живу. На Севере, чтоб не было мыла. Мы икру красную ели -не хотели. Конечно, как ты там назвала его фамилию? -Ельцин -Да-да. Он самый. Мой муж – грамотный. Он говорит, что от него будет больше толка. Он за справедливость борется, а эти, дармоеды, его не хотят. Ее народному сердцу можно было доверять. Именно оно возвышало ее, необразованную, в глазах остальных, помогало сохранить ей в своей душе внутреннюю свободу. К мнению этой безграмотной трудяги, проработавшей в школе уборщицей более тридцати лет, прислушивались не только директора школ, которые в отличие от нее часто менялись , уважали его и учителя, а секретари райкома партии любого ранга побаивались эту сумасбродную, плохо выговаривающую отдельные слова, женщину. Она могла за правду и до Москвы дойти. - А в стране сегодня переворот, Екатерина Юрьевна, только не могу сказать, кто захватит власть. Но знаю одно, кто сейчас за всем этим стоит, хочет возвратить нас в прошлое. Обещания Горбачева, вы правы, всем уже надоели. Не только нам, простым обывателям, надоела его болтовня, но и чиновникам большого ранга. А Раисе Максимовне по этикету положено ездить с нашим президентом. Хоть на одну женщину приятно посмотреть,- заступилась я за нашу первую леди страны. - Подождем дневных новостей. Но можете быть уверены в одном, что жить лучше мы с вами не будем, кто бы ни пришел к власти. А за правду будем бороться, как и боролись. Нам ведь с вами , я уже сказала, терять нечего. Мое богатство- ученические тетради, а у вас- швабра с тряпкой. На них никто не обзарится. На этой пессимистической, не радующей ни себя, ни Екатерину Юрьевну, ноте я уже хотела закончить наш разговор, чтобы приступить к работе. Но сухо продолжила: -Что бы в стране не происходило, моя дорогая, мы обязаны готовить школу к новому учебному году. Спросят с нас, неважно, какая власть будет. Так думала я, рядовая советская учительница, исполняющая ко всему прочему еще и обязанности заместителя директора школы по учебно-воспитательной работе и безграмотная уборщица в то утро 19 августа 1991 года. Мы жили с ней в далекой Магаданской области, в никем не знакомом поселке Усть-Омчуг, на расстоянии в десять тысяч километров, отделяющее нас от столицы. Меня, как и всех работающих вместе со мной коллег, волновало все, что происходило сегодня в Москве. Интуиция, однако, подсказывала, что возврат к старому исключен, демократия, провозглашенная Горбачевым, должна взять верх. - Где наш президент, почему он молчит, - задавала я себе этот вопрос. - Хоть и устали от его обещаний и топтания на месте, но сегодня он должен сказать свое слово. Где он, что с ним? Неясность настораживала. Работа в этот день не шла. Учителя ходили друг к другу из кабинета в кабинет с недоуменными лицами и мне, даже показалось, с явным любопытством дальнейшей развязки происходящего. Мы с директором даже поспорили. Я сказала, что к власти придет Ельцин. В чем он сомневался. А я была уверена в победе Бориса. Уж слишком явно было противостояние между Горбачевым и Ельциным. Если в далекой Магаданской области, в нашем пятнадцатитысячном поселке, население симпатизировало Борису Николаевичу, то уж Москва в подземках метро давно перечитала его самиздатовскую” Исповедь…” Столица ближе была к закулисной правде. Мне было интересно, как она, Золотоглавая, откликнется на происходящее? А в поселке c утра молчали все телефоны. Директор пытался дозвониться хоть до одного знакомого ответственного лица. Меня даже не удивило то, что они не отвечали. Исполкомовские работники высшего ранга почему-то срочно уехали в командировку. Куда только, никто не знал. Все выжидали. А нам оставалось верить сообщениям “Новостей” по телевизору. И поэтому я, как и сотни моих земляков, придя с работы, были прикованы к его экранам. -Наконец-то пресс-коференция. Среди них нет Горбачева. Все ясно, переворот. Заявление, прочитанное Янаевым, ни в чем не убедило меня. Как это Горбачев не в состоянии вести дела государства? Он еще не “божий одуванчик” Какое может быть чрезвычайное положение в стране. Мы очень даже послушные граждане. Меня поразили трясущиеся руки Янаева. Что-то не то. Доверия он не вызвал. И вообще, глядя на всех, сидящих за столом, было почему-то жаль только одного - Стародубцева . Он никак не вписывался в эту чрезвычайную команду, и мне даже показалось, что он плохо понимает, о чем идет речь. Я хорошо помню, что после их выступления, настроение у меня было ужасное. -Боже мой! Коммунисты коммунистов предали. Чтобы хоть как-то немного отвлечься от происходящего, нехотя занялась домашними делами. Телефонный звонок оторвал меня от мытья посуды. -Зинаида Геннадьевна, Холодняк вас беспокоит. Видели пресс-конференцию. Кровью попахивает. Неужели Москва не отстоит демократию? Да, я, как историк, вам говорю, это и есть тот переломный момент в нашей жизни. Или они нас или мы их. Где ваш земляк Ельцин? Он сейчас, как никогда, нужен в этой создавшейся ситуации. Я уверен, мы победим. Ну, пока, будем ждать дальше, как будут разворачиваться события. Можно подумать, что победа зависит от нас: - Смешно, мы победим. Я хорошо понимала своего коллегу и знала, кто это мы. Дух протеста и свободы жил в каждом учителе. Крови, конечно, не хотелось. А в том , что победа будет за теми, кто так долго боролся за нее, я была уверена. . Жизнь надо было менять. Талоны- это позор нам. Да и дух перемен уже укоренился в нашем сознании за время горбачевской перестройки в том долгожданном желании правды как прошлого, так и настоящего.
20 августа, наконец-то всем стало ясно, где находится Горбачев. -Бедный Михаил Сергеевич лицом к лицу столкнулся с предательством, и кого, соратников по партии.- невольно сочувствовала я ему.- Предательство-вещь коварная, я и на своем обывательском уровне сталкивалась с этой безнравственной нормой человеческих отношений. Хотя, мне кажется, они должны были к этому уже привыкнуть. Там, наверху, душком попахивало всегда. Да и Бог с ними. Это не наш круг. Что с нами-то будет?- этот вопрос не только Екатерине Юрьевне, нашей уважаемой уборщице. не давал покоя, но и мне. На работе опять все разговоры были только о развивающихся событиях. Никто уже и не думал о том, что не за горами первое сентября. Все строили предположения. Ни один человек в нашем коллективе не симпатизировал ГКЧПистам. Мои коллеги были уверены в том, что долго они не продержатся у власти. Бесцельно проведенный день на работе опять приковывал нас дома к телевизорам. А мой директор и дома мне не давал расслабиться от происходящего. -Зинаида Геннадьевна, Холодняк опять вас беспокоит. Вы смотрите телевизор, видите, что творится в Москве. Тульская танковая дивизия движется к центру Москвы. Неужели армия будет воевать против своего народа? Хотя, я их тоже понимаю, им дан приказ. Что творится. Где ваш любимый Ельцин? Кто-то же должен остановить это безобразие?! Положив трубку телефона и выключив телевизор, решила уйти к своей приятельнице, чтобы хоть как-то отвлечься от происходящего. Поболтать ни о чем с ней не получилось, но договорились, что в субботу поедем в лес за грибами и ягодами. Что бы ни происходило в стране, а мы будем жить. Из сообщений комментаторов программы “Время” наконец-то стала ясна позиция Бориса Николаевича. Показали кадры, где он с танка зачитывал воззвание к народу в окружении огромной толпы москвичей. Это уже радовало. Но дальнейшее развитие событий, где проливалась кровь, удручало. Утро 21 ,как всегда, началось с обсуждения происходящего вчера. Уже не было растерянности на лицах коллег. Мне показалось, что они где-то внутри уже радовались победе. Победе того духа свободы, который находился не только внутри нас, но и присутствовал уже вокруг. Пусть пока это был хаос, но он давал надежду на духовное выздоровление, где честь, совесть и порядочность займут свое достойное место. Где, наконец-то, школьный учитель на уроках не будет врать сам себе. Сейчас, спустя пятнадцать лет, я понимаю, насколько мы были наивны. А тогда мы, как дети, радовались открытым дверям свободного пространства уголка нашей Вселенной, который с 1917 года расплывался на политической карте, именуемой как Советский Союз. Сегодня Россия смело заявляла всему миру о себе. Мы радовались за нее искренне и всем сердцем. И как было не отметить это событие. Отпраздновали его и мы со своей приятельницей Леной Ивановой, которая зашла ко мне на обед, чтобы еще раз обсудить предстоящую нашу поездку в лес. Только я успела накрыть на стол, как телефонный звонок отвлек нас опять от разговора. -Зинаида Геннадьевна! -Я слышу, что это вы звоните, Константин Андреевич,- перебила я его. - Включайте телевизор, в Москве начался митинг, посвященный победе демократии, новой России, - проговорил он быстрым голосом, и в телефоне послышались гудки. - Хорошо, будем и мы виртуально участниками этого великого события. Мы с Леной переместились с едой ближе к телевизору. Настроение огромной толпы, хотели мы этого или не хотели, невольно передавалось и нам. В душе была гордость за тех, кто отстоял свободу, гордость за москвичей. Хотелось обнять их всех и особенно тех, кто рисковал своей жизнью, защищая честь и достоинство страны. Самое время было выпить за их здоровье. У меня была припрятана на черный день бутылочка водки, купленная по талону. Я предложила своей подруге: -Лен, давай за победу наших выпьем по чуть-чуть. Ты знаешь, что человек я непьющий, но ради такого случая не грех и выпить. Представляешь, мы – живые свидетели такого исторического события! Сегодня, когда я вспоминаю эпизод нашего с ней застолья, не узнаю себя. Со стороны, наверное, было смешно смотреть на нас. Мы, абсолютно в психическом плане здоровые женщины, стояли возле телевизора, кричали, радовались, как дети, восхищались происходящим, при этом, понемножку наливая в стопочки водочки и выпивая за здоровье всех, кто стоял на трибуне и присутствовал на митинге. И даже не заметили, как потихоньку опустошили бутылочку. Для меня это была смертельная доза. Я не помню, как я проводила Лену, но помню, что очнулась возле унитаза в туалете. На следующий день я жутко болела, но мое состояние было ничто по сравнению с тем, что, как говорил мой директор: Мы победили. И эйфорию этой победы испытывал каждый из нас: директор, учитель, уборщица- все, живущие в далеком от Москвы поселке Усть-Омчуг, затерянном среди сопок. Всем хотелось другой жизни. Свободной и честной. Все надежды были связаны с новой Россией.
19 апреля 2006 года
24.12.2018 в 15:14
|