По закоулкам воспоминаний - 41

Но если этот эпизод в конце концов просто преходящее перенапряжение от страха перед непредсказуемым – у шизофреника ещё и нож при себе, то второй – с лечебными банками - и сейчас при воспоминании заставляет пережить то самое, неописуемо сложное ощущение своей, казалось, непоправимой никчемности, своего абсолютно заслуженного самоосуждения и стыда, что я испытала тогда. Ну как я могла не подготовиться?! Не подстраховаться?!

Я, конечно, знала, как ставят банки и почему они присасываются к телу. Знала: выгорает от введенного в банку зажженного фитилька, кислород, составляющий примерно одну пятую часть воздуха, что создаёт в банке отрицательное давление. Но одно дело –знать, а другое – уметь. Вот, провести зажженным фитильком над самым телом больного я не смогла – боялась обжечь его.

Готовясь к работе в ИНФИЗИМе, я прекрасно освоила всякие инъекции и прочие процедуры. А вот банки как-то упустила.

Отделение для хронических неврологических больных - тут основное – физиотерапия, курс инъекций, лекарства. А банки – не ожидала совсем. Ведь действительно - за весь срок моей там работы это было единственное назначение. И вот представьте себе – я у постели больного, В палате 14 больных (огромная комната), пытаюсь поставить банку, зная только теорию. Мой зажженный фитилёк с приготовленной банкой недостаточно близко к телу больного – пока банку приложу, давление в ней уже не отрицательное, и банка падает. Я поднимаю банку и пытаюсь поставить её вновь – банка падает. Но ведь назначение должно быть выполнено! А я больного боюсь обжечь. На глазах четырнадцати больных я такая беспомощная! Я уже не поднимаю несостоявшуюся банку, беру следующую, а результат тот же! Что я чувствую – не передать! И тут подает голос сосед моего пациента: «Сестричка! Давайте, я поставлю банки!». И я уступаю, Назначение надо выполнить. И банки ставит больной больному.

Снимала я банки очень умело, никто ничего мне не сказал. Для всех ночь прошла, можно сказать, обыкновенно, но конечно не для меня, Утром я тихо, боясь и вспомнить о пережитом, сдала дежурство, не доложив о случившемся ни старшей сестре, ни зав. отделением. Убитая стыдом и горем, поехала на занятия. Но когда в следующее моё дежурство я встретилась с заведующей отделением – крупная, статная и требовательная Ольга Ивановна – то первое, что она сказала, было: «Что же Вы, барышня, не сказали мне, что банки не умеете ставить?», на моё робкое и виноватое «Я знала, как ставить, но никогда не ставила – вот и не сумела...» милостиво улыбнулась: « Тренируйтесь, тренируйтесь!»

Я и сейчас, через многие десятилетия, вспоминая этот эпизод, возвращаю то неописуемое ощущение осознанного позора.

Я думала, больные меня после случая с банками будут презирать, Но отношение было не только по-прежнему доброе, но и заметно покровительственное. Видимо, они заметили не только сам конфуз, но и мои при этом очевидные страдания. Слава Богу – в жизни у меня таких ситуаций больше не бывало.

Пожалуй, из всего периода моей работы в студенческие годы только эти два эпизода (особенно второй!) сохранили впечатляющую яркость А так – всё было без сложностей, спокойно. И не сказать, чтобы так уж трудно, утомительно. Ну, приходила на занятия после ночи без сна - велика ли беда? Ведь дежурила не каждую ночь. Считаю – вполне совместимо.

Ну вот. Всё мелочи и мелочи.

А ведь немаловажно было то, что к концу третьего курса я вышла замуж за студента, оканчивающего 4-й курс этого института, о чем 31 марта 1940 года появилась запись в ЗАГСе Днепропетровска.