1418 дней войны - 21

 БУДЁННОВКА.

Из Михайловки нас направили в село Буденовку, та же полуторка повезла нас в село. Ехали в кузове машины вместе с местными жителями  по  абсолютно  ровной  степи,  вдали  виднелись  высокие  горы, на вершинах, были видны белые шапки снега. Горы казались рядом. Я спросил у   местной жительницы, ехавших с нами:   

- Сколько  километров будет  до  гор?   

Женщина ответила на украинском языке, что до гор больше ста километров. Был октябрь, было   тепло, за машиной поднимались огромные клубы пыли. Вдали нам показали группу деревьев и   сказали, что это и есть Буденовка. Это было место, где нам суждено было жить около двух с половиной лет, далеко от войны, но самые трудные её годы. 

Машина подкатили к сельсовету. Это было глинобитное здание. В дальней его части размещался сельсовет, а в ближней сельский клуб. Председатель сельсовета принял нас радушно, мы были одними из первых беженцев, прибывших в это село. Позже нас стали называть эвакуированными, потом это слово утрировали и стали называть «выкавыроваными». Когда председатель узнал, что   отец - заготовщик, обрадовался, так как в селе уже была создана сапожная артель, а заготовщика не  было. Он обещал хорошо нас устроить, и направился в дом напротив сельсовета.

Вскоре из-за плетня председатель показался с молодой приветливо улыбающейся женщиной, которая на украинском языке пригласила нас к себе во двор. Вид, по-видимому, у нас был усталый, измученный, она провела нас в дом, накормила и отправила отдыхать, горницу, сказав, что жить мы будем во дворе в маленьком домике. Дом у нее был большой, добротный, жила она с пятилетним сыном, муж был на войне. На следующий день мы освободили домик от хлама, хозяйка навела глину со свежим, коровьим навозом и освежила земляной пол. 

Председатель привез воз соломы, которую разложили, чтобы спать, так разместились в новой квартире. В дальнейшем  председатель  дал  нам доски, я с папкой  сбили топчаны, отец достал матрасовку, (материал  для матрасов) мама сшила  из нее матрасы и наволочки для подушек, мы набили  матрасы и подушки  соломой,  нам подарили  старый  стол, и у нас образовалась своя квартира.
  
Жители Буденовки, были украинские переселенцы 1905-1910 годов. Тогда царское правительство   выделяло крестьянам земельные наделы в Казахстане. Село располагалось вдоль горной реки   Талас и представляло одну широкую улицу длиной около двух километров. По бокам её были прорыты арыки, усаженные высокими пирамидальными тополями. За арыками стояли беленькие домики из саманного кирпича, а за домиками огороды и сады.  
 
Отец стал работать в сапожной артели заготовщиком, у нас появились продукты. Мама   стала   работать в колхозе, в огородной бригаде - убирать сахарную свеклу. В то время еще можно было кое - что выписывать в колхозе.                
   
Мне надо было идти в школу, и мама не знала в какой класс меня отправить. До войны я кончил   два класса. Когда я ходил в детский сад, мама считала, что я буду вундеркиндом. Мною все   восхищались, я декламировал стихотворения, выступал в детских утренниках, исполнял   матросский танец.  В первый класс я пошел в белорусскую школу, большую, двухэтажную деревянную, якобы раньше это была еврейская школа, которую закрыли. Когда моя первая учительница знакомилась  с  нами, она  спросила: 

- Ты. Брат Якова Минькина, который окончил нашу школу в этом году отличником? Мы надеемся, что ты тоже будешь так же хорошо учиться, и также будешь отличником.  

Я ответил, что   это двоюродный брат моего отца.  Яшка был младшим сыном деда  Мендала.  Про   него говорили, что у него открытая голова. Он кончил школу круглым   отличником. Когда я   приходил к ним, он любил играть со мной, конструировал детекторные приёмники.  Яков погиб на  фронте, во время воны. 
 Вопреки всем ожиданиям моей мамы, учился я плохо. 

Учительница - пожилая полная женщина с   вечно недовольным лицом меня не любила с первого дня, и постоянно жаловалась маме, что я неусидчивый, кручусь, верчусь на уроках. Мама вместо того, чтобы мне чем-то помочь, устраивала мне взбучку. Чтение мне ни-как не давалось, я сидел и плакал над букварём. Писал я, как мама говорила, (сыкере гоим - идиш) пьяные мужики. В домашнем задании по чистописанию, обязательно были одна две кляксы.  Только по математике примеры и задачи решал, мгновенно. Учитывая, что учился я плохо в белорусской школе и что давно уже начался учебный год, мама решила отправить меня снова во второй класс.    
 
Сельской учительнице, молоденькой, красивой я, по-видимому, понравился, и я сразу стал отличником. Я читал и писал, а особенно решал задачи лучше, чем сельские ребята, пришедшие с первого класса. В журнале, в тетрадях стояли красненькие пятерки. Мама считала, что сделала правильно, отправив меня учиться снова во второй  класс. Окончил второй класс отличником.
 
В третьем классе, моя молодая учительница ушла в декрет, к нам в класс пришла другая учительница еврейка эвакуированная из Ленинграда, которая там преподавала в старших классах. Она сразу определила, что плохо читаю и безграмотно пишу, я снова стал двоечником. Новая   учительница за меня переживала, советовалась с мамой, старалась  мне помочь, оставляла меня после уроков, дополнительно занималась со мной, а  у меня всё равно было плохо с чтением и письмом.  Третий класс, я окончил слабым троечником.  Когда в четвертый класс, вернулась моя прежняя, молодая  учительница, я снова стал отличником.                
В  огороде  у  нашей  хозяйки, рядом с нашим домиком, росло деревце, на котором росли вкусные орешки, я их попробовал, орешки  мне понравились, и я их  потихоньку стал рвать и кушатьь.  На   следующий день у меня начался сильный понос, все за меня перепугались, мама сказала, что это   дизентерия, меня  собирались вести в больницу. Пришла хозяйка дома, спросила:  

- Ты мабудь йив оци оришки (украинский)?

Я  сказал: 

- Да - ел.  

- Так цеж касторка.                
 
Кто мог подумать, что касторка растёт на деревьях?                
В Казахстане было много нового, непривычного.  Стоял конец октября, было тепло, как у нас летом. Еду варили во дворе, где  была сложена печка с вмазанной чугунной плитой. Топили печь  сухой травой и колючками, которые собирали на межах и вдоль дорог, охапками приносили   домой. Еще топили кизяком, сухими ковтюхами от скота.  Я с Маней брали мешок, шли на луг, где пасли  скот, и собирали сухие ковтюхи.  Когда мама варила обед, мне приходилось стоять рядом и подкладывать в печь охапки сухой травы, которая быстро сгорала. Кизяком топить было лучше, горел он намного дольше.                

С каждым днем в село прибывали все новые эвакуированные, их размещали по хозяйским домам  добровольно - принудительным способом, и вскоре почти в каждом  доме жили эвакуированные.  Эвакуированным стала нужна культура, они стали требовать, чтобы в селе была библиотека, чего в селе сроду не было.  Пришел председатель сельсовета, сказал, что он нас переселит, на другую квартиру а в нашем домике теперь будет библиотека.