Осенью мы переехали в Харьков, Григорий Дмитриевич также переселился туда, по-прежнему часто посещал нас и постоянно относился к нам дружески.
В Харькове мы получили от Ивана Ивановича Лажечникова следующее письмо:
"Тверь, 26 ноября 1834 г.
Знаю, что добрый, милый Вадим Васильевич не причтет моего молчания к забвению: сойдясь раз душою с человеком, не могу его разлюбить. К такому человеку хотелось бы писать в часы, когда грудь не отягчена заботами ежедневной прозы, мысли не съежились от форменных бумаг и приличий света, сердце просит беседы с другим сердцем. Улуча такие минуты, пишу к вам.
Читал я ваши записки, и сколько в них поэзии души юной, кипящей любовью к родине и благу человечества! Много в них и светлых, зорких наблюдений, светлых идей! Видно только, что все это высыпано в беспорядке из груди, которая не могла долее носить их в себе, что это эскиз великолепных зданий, -- части, отрывки прекрасны, но нет целого. Между тем любуешься и недоконченным творением; оно обещает истинного художника.
Плюньте на суд Брамбеуса и его шайки, нападающей на все прекрасное, старающейся вырвать или истоптать цвет, обещающий пленить нас. Я наперед скажу: буду гордиться, если барон побранит мой личный труд. Пишите только, но давайте вашим творениям, как зовут французы, plus de consistance {больше плотности (франц.).}, сплачивайте их в нечто великое целое. Более всего, не спешите издавать. Я сам боюсь за "Ледяной дом", который сверх того, что пишется за деньги -- и это уж отрезывает крылья у вдохновения, -- будет скороспелкой. Знаю, что идея хороша, но вряд ли исполнение будет ей соответствовать.
Пришлите мне перевод Татьяны Петровны (Повестей Фоа); постараюсь продать книгопродавцам.
Как жаль, что вас нет здесь!.. Хотел бы беседы вашей, чистой, первородной -- в ней черпал бы я новое вдохновение и силы жить в свете... Люблю вас, думаю, что и вы меня любите; продолжайте меня любить по-прежнему, пишите ко мне, когда можно, обо всем, что вы делаете, о вашей природе, но более всего о себе; в вас обоих прекрасный храм ее, не оскверненный ни одним из тех позлащенных идолов, которые большой свет называет уменьем жить и которые мы называем пороками.
Да будет над вами благословение Аполлона! Да хранит сам бог вас, милых друзей моих, которых люблю воображать парою горлиц среди украинских черемух! Воркуйте нам про свое родимое гнездышко, про тайны вашей души и про небо, под которым вы любите летать неразлучно! Не забывайте и про тверские рощи, которые посещались мимолетными гостями. Зачем мы не могли подрезать вам обоим крылышки?
Дуняша обнимает от души Татьяну Петровну; я целую ее ручки, наверное закапанные чернилами и не менее того прекрасные. Ваш верный друг И. Лажечников".
В "Библиотеке для чтения" было сказано, что, вероятно, автор "Путевых записок" путешествовал в воображении, сидя покойно на диване в своем кабинете, и больше по протекшим векам.
Замечание "Библиотеки для чтения" было частию верно.
Свободное копирование
