Полковник В.Акопян и пленные генералы Советской Армии - 4

   С полковником Акопяном я встретился еще один или два раза, затем эти встречи прекратились ввиду моего перевода в пересыльный лагерь. Но при последней он встрече сказал мне, что обо всем рассказал генералам. Несмотря на совет Акопяна не иметь списков хороших людей, все же я записал его адрес, а он мой, так как неизвестно, удастся ли выйти из плена живыми. Это нужно было, чтобы сообщить семьям где, когда и при каких условиях встречали друг друга. Я не могу объяснить такое желание, но каждый пленный хотел, чтобы на Родине знали о нем до последнего дня его жизни. Хотя не все ли равно нашим семьям, когда мы погибли: в 1941 или 1942, или в 1943 году? У меня был случай с Артаваздом Алавердяном, о котором его семья знала, что он погиб в 1941 году, а я, вырвавшись из плена, сообщил его матери, что мы вместе бежали из плена в 1944 году! Но об этом я расскажу позже.

   Забегая вперед, скажу, что мы оба с Акопяном оказались счастливчиками, нам обоим удалось живыми вырваться из плена и вернуться на Родину. Причем я был более счастлив: мне удалось бежать и на­много раньше пройти спецгоспроверки, вернуться к семье, а его вместе с вышеуказанными генералами увезли в Германию и лишь в самом конце вой­ны освободили (теперь не помню, наши или американцы). Как было сказано, моя семья была эвакуирована в Ереван. Семья Акопяна проживала в Ереване. Когда я узнал адрес моейсемьи в Ереване, сейчас же написал им письмо и сообщил адрес семьи Акопяна. Жена моя посетила его семью, которая давно не имела никаких вестей от Вардгеса. Поэтому его жена восприняла это сообщение радостно, но очень взволнованно и даже, кажется, с подозрением. Когда меня выписали из московского госпи­таля, и я получил назначение от комиссара госбезопасности Шитикова в Ткибули, по пути я посетил Ереван, мою семью. Узнав о моем приезде, жена Акопяна прибежала к нам, захватив с собой фотокарточки своего мужа. Долго расспрашивая меня о том, действительно я был с ее мужем, достала с портфеля эти групповые фотокарточки, снятые за несколько лет до войны, и просила показать какой из них Акопян. Я, естественно, не угадал: среди десятков людей в штатском, снятых задолго до моей встречи с человеком в форме полковника, я не смог разгадать моего друга по несчастью, чем сильно огорчил его жену. К счастью, спустя два или три месяца, пришло первое письмо от полковника Акопяна, сначала из какого-то далекого пункта, затем из Азербайджана, где он находился в каком-то лагере. Еще спустя некоторое время, наконец, явился он сам, "собственной персоной!". Моей радости не было предела, наконец, я устрою "очную ставку" с мужем у них дома. Теперь уже сомнений не могло быть! Но, поскольку я назвал свои воспоминания "Все так и было", не могу не привести весьма неприятный финал нашей дружбы. Как-то я предложил своей жене совместно посетить семью Акопяна, чтобы поздравить жену и детей с возвращением главы семьи. Наша семья размещалась по ул. Абовян, рядом с Ереванским мединститутом, а Акопяны жили в полуквартале от нас. Мы в весьма хорошем настроении вышли из дома, разыскали квартиру Акопянов, которая находилась на 2-м этаже, расспрашивая соседей в какую дверь войти, мы прямо вошли в их квартиру и оказались в исключи­тельно неудобном положении. Оказалось, что в этот вечер семья собрала много гостей на банкет, посвященный возвращению главы семьи. Увидев нас, и хозяева оказались в неудобном положении, так как, пригласив около пятидесяти человек, "позабыли" нас. Мы, конечно, сейчас же извинились и, несмотря на настойчивую просьбу хозяев, ушли, заявив, что зашли случайно.

   Во время работы в медпункте центрального лагеря, вскоре ко мне обра­тился военнопленный, который был несколькими годами моложе меня (а мне было тогда 35 лет) и почему-то доверчиво сообщил:

   - Доктор спасите меня, я еврей, командующий ВВС 24-й армии, если немцы узнают, что я еврей, то меня расстреляют.

   - Чем же я могу помочь Вам? - спросил я его.

   - Поместите меня в барак с больными, где находятся мои друзья.

   Я удовлетворил его просьбу, в журнал посещений записал какой-то диагноз, позволяющий такой перевод. Я не знаю, соответствовала ли его просьба действительности или он хотел таким образом войти ко мне в доверие? Не знаю, как сло­жилась его судьба, жив ли он? Но мне нужно было помочь своему соотечественнику. Так я поступал и в других случаях.