Советские военнопленные по этапам - 3

   На третьи сутки наших мучений показались русские женщины, которые издали бросали пленным вареную в мундирах картошку, куски хлеба, сухарики, капусту, морковь и прочее, что в какой-то степени может утолить голод и жажду. Однако это было каплей в море, редко кому доставались эти крохи и, конечно, никого не насыщали. Но и это озлобляло наших конвоиров, которые стреляли не только вверх, но и прямо в толпу женщин, желавших поделиться со своими братьями, мужьями и родителями куском еды. Однако, нам, раненым на подводах, за эти дни ничего не досталось: я три дня буквально не открывал рта - ни воды, ни пищи, ни табака (я в те дни еще курил!) не имел. К обеденному времени третьего дня пошел дождь. Идущие в пешем строю сильно намокли, но на нашей подводе оказался брезент, который защищал нас от дождя. Однако настроение мое (и всех остальных) было отвратительным, упадническим. Казалось, для нас нет никакой перспективы. Не знаю, в каком медсанбате нашей армии это было, мне передали пузырек с мышьяковистого ангидрида, примерно около 2-3 граммов. Почему-то этот пузырек все время был со мной, и раньше я не знал, что с ним делать. И вот теперь, в один из самых тяжелых дней моей жизни, рука потянулась к этому пузырьку. Мне подумалось: чем так жить, лучше умереть! Однако когда взял в руки пузырек, опомнился: "А разве трудно вызвать смерть в любой момент, хотя бы приблизившись к солдату-конвоиру?" Я решил отогнать от себя такое мрачное настроение и, в тот момент, когда наша подвода проходила по какому-то деревянному мосту, по обеим сторонам которого было болото, я бросил пузырек с мышьяком далеко в камыши...

   Наши подводы медленно тянулись за колонной военноплен­ных. К вечеру наш "табор" достиг какой-то деревни. Мы въехали в какой-то большой хозяйственный двор. Недалеко от этого двора находилось неубранное картофельное поле. Наши конвоиры разрешили в течение короткого времени (не помню точно, сколько минут) выкопать себе кар­тошку, сварить и съесть. Но так как большинство из раненых были либо тяжелоранеными, либо ранены в нижние конечности, далеко не все (в том числе и я) смогли воспользоваться этим "порывом гуманности". А поскольку мы все еще были мокры, то поспешили занять место на сеновале, (куда устремился и я), чтобы хотя бы высохнуть и поспать. Но когда я, преодолевая трудности и боль в ноге, добрался до вершины сеновала, был глубоко разочарован, обнаружив, что сено совершенно мокрое. Я попытался зарыться вглубь, но и там было мокро, и я стал ругать себя за то, что пузырек с мышьяком вышвырнул в болото! Теперь я принял бы его как благо! У меня зуб на зуб не попадал от холода, но двигаться с места я не имел права: мы сами просились на сеновал и получили его. Наши конвоиры скорее перестреляли бы нас, чем перевезли еще куда-то. Поэтому смолчали, перетерпели и, как ни странно, до утра не умерли!