Небо зовёт - 40

9.10.44. Пон. Сижу на занятиях, а в памяти вчерашний день.
– Ты по алгебре всё решил? – спрашивает Слава Станкевич.
– Ничего не решал. Ездил домой.
– Та нашо нам ця алгибра, – вмешивается Степан Кушнир. – Мы ж учимся на лётчикив, а не на алгебристов.
После занятий ходил к Мищенковым. Лина.из госпиталя выписалась, была у них и ушла на поезд. Все разговоры о ней. Вспоминают и смеются над её рассказами. Лина умеет рассказать в красках и с юмором о своих фронтовых делах. Она откровенна. Никогда не выдаёт себя за героя. Больше рассказывает о своей трусости, о страхах, которые пережила. От её рассказов война представляется реальной и страшной. Лина – человек настроения. Суеверная. Боится: приведений, чертей, домовых, тараканов, мышей и пр. Но когда вспылит, может и чёрту рога сломать. Мне такой она и видится на фронте, отчаянной от отчаяния. Вспомнился случай. Лина с Валей пололи огород. Земля сухая, с большими трещинами. Лина, любившая рассказывать страшные фантазии, говорила Вале:
– Представляешь, если бы из этой трещины вылез волосатый, зубатый людоед и сказал: «Здравствуйте, девчата!» Чтоб ты делала?
В это время сзади подошёл отец, не подозревая об их разговоре.
– Здравствуйте, девчата! – сказал громко
Лина так перепугалась, что выпустила из рук тяпку и забилась в истерике. Её долго успокаивали дрожащую и полуобморочную. Эта трусиха прошла страшный фронт. На груди её орден Красной звезды, боевые медали. Она рассказывает страхи о войне, как ранее рассказывала сказочные небылицы о ведьмах, домовых.

10.10.44. Вт. Среди спецшкольников есть не мало ребят, подражающих «блатным». «Я те скажу!», «Я те смажу!», «Я те мызу попишу!» Это как-то не вяжется с выбором ими профессии. Мы их называем «фраерами» и над ними насмехаемся. Но блатной жаргон вошёл в их привычку, и они не могут от него избавиться.
«Блатные» все из городских и наступают на станичников. Меня они не пугают. Я прошёл школу среди полуурок, соприкасался с урками, хотя сам таковым не был. У нас теперь полстраны бездомных, осиротевших, по неволи стали полуурками и урками. Куда от них деться. Все мы познали их мир, кое-кто побывал в их положении. Но, кто пришёл в спецшколу, тот пришёл в иной мир. Зачем ему тот жаргон? Зачем будущим лётчикам подражать уркам?
Но такое наше детское время. Наравне с мечтою стать «чапаевыми», «котовскими», «чкаловыми», многие из нас подражали уркам, как героям нашего времени. В мальчишеских играх мы побывали и теми, и другими. Но ныне у нас в спецшколе верх берут аля «чкаловы» и «покрышкины» Нахальство «урок» пасует перед «боевой дерзостью» «лётчиков».
Наши войска вышли у Мемеля к побережью Балтийского моря. Отрезали фашистскую группу армий «Центр» от Восточной Пруссии. «Правда» пишет, что СССР, США, Великобритания договорились о создании международной организации безопасности «Объединённые нации».

11.10.44. Ср. На уроках и слушать не слушается, и читать не читается. Больше проваливаюсь в думы. От мыслей не могу отвязаться. Все так думают или только я? Спрашиваю у молчуна Жени:
– Ты много думаешь?
– О чём?
– Ну, так, о разном.
– Не знаю. Больше не думаю.
– А я всё время размышляю.
– Значит, мыслителем будешь.
А Слава Станкевич говорит:
– Думаешь. А что ты придумал?
– Ничего.
– Надо придумывать, а не думать зря. Придумай, например, что можно сделать, чтобы быть сытым.
Читал в «Красной звезде» речь Черчилля в Москве перед журналистами на аэродроме. Он заявил: «В течение значительного периода побед, достигнутых с таким большим самопожертвованием и преданностью, русские армии, армии Советского Союза, нанесли мощные удары. Они были первыми из тех, кто разбил дух и военную машину германской армии»
Знай наших, Черчилль!

12.10.44. Чет. Преподавательница литературы говорит:
– Хорошие вы ребята. Всё веселитесь.
– У нас девиз: «Ни минуты без юмора», – говорит Алик.
– Это хорошо. Только глаза у вас быстро гаснут после шуток. Становятся от чего-то грустными.
– Это отражение от желудка.
– Да-да. Очевидно.
– Не очевидно, а несомненно, – утверждает Побокин.
– Несомненно, несомненно, – повторяет литераторша задумчиво.
Самоподготовки не было. Получали кителя, синие брюки, шинели, шапки. Это к празднику. Ладили погоны. Гладились.
Вечером снова Федя Матерный нам портил настроение. Заснул сходу после отбоя и выпустил всё своё газовое содержимое.
– Да заткните же ему выхлоп! – кричит Побокин.
Федю толкают. Он поворочался, что-то бормоча и чавкая.
– Гля, он ещё что-то и ест.
– Жвачная скотина. Отрыгивает и снова жуёт.
Спящему Феде наши возмущения до лампочки. Он ещё подпустил газ со звуком.
– Да откуда у него берётся.
– У него кожи не хватает. Глаза закрывает – попа открывается.

13.10.44. Пят. Утром позвонили, что завтрак задерживается. Старшина подходит к дневальному.
– Дай мне этот алёкин сундук.
Берёт телефонную трубку. Покрутил ручку. Начинает кричать:
– Алё! Алё! Коммутатор? Коммутатор? Алё! Коммутатор? Дайте столовую! Столовая? Столовая? Столовая? Кто? Кто? Столовая или кто? Фу ты, гад! – бросил трубку.
Пришли, а столовая ещё закрыта. Полчаса галдёж и балдёж.
– Хочу умереть, – говорит Витя Мандровский.
– Зачем?
– Чтоб выспаться.
Наконец, в столовую запускают. Мы тянем с завтраком, чтобы больше опоздать на занятия. Опаздываем на полчаса. Выигрыш небольшой. Узнаём новость. ЦК ВЛКСМ принял постановление «О военно-лыжной подготовке в зимний период 1944-1945 гг.».
– А снег где брать?
– По булыжной мостовой!
У меня дома прекрасные лыжи. Мне их подарили военные весной 1943 года. Была распутица. Фронт уходил на Запад. Лыжи стали для них лишней обузой. Один красноармеец подходит ко мне и подаёт белые новые лыжи.
– Умеешь ходить?
– Нет.
– Бери, учись!
Может, привести их сюда на зиму, да заняться лыжной подготовкой. Если, конечно, снег будет. Снега у нас мало. Лыжный спорт в Краснодаре не развит. Вот бы в горы!
Наши войска освободили г. Ригу.