Небо зовёт - 29

9.09.44. Суб. Ходить в строю в последних рядах трудно. Передние длинноногие широко шагают, и мы всё время отстаём. Все ошибки передних достаются нам. Там кто-то собьёт шаг, а мы наступаем друг другу на пятки, ругаемся и получаем замечания.
Завтра выходной. Ребята из ближних станиц с утра настроились ехать домой. Я не поехал, хотя хотелось. Во-первых, карантин. Во-вторых, всего сутки свободные. Это мало для моей поездки. Пойду завтра опять к Лине в госпиталь.
После занятий ходил в кино «Белый пудель» по рассказу Куприна. Я его уже смотрел. Это о старом шарманщике, у которого дачники украли пуделя. Шарманщик сокрушался, так как пудель позволял ему зарабатывать на хлеб.
Вечером читал, слушал радио. В Болгарии Отечественный фронт во главе с Георгиевым взял власть в свои руки. Свергнуто правительство. Новая власть объявила войну Германии и обратилась к СССР о достижении перемирия. Войска 3 Украинского фронта взяли болгарский порт Бургас. Это хорошие новости. Победа за победой, но за них наша армия платит многими жизнями. Это печально и очень жалко людей.

10.09.44. Вос. Ездил к Лине в госпиталь. Она меня подкормила своей пайкой. Думает о продолжении учёбы. Хочет поступить в какой-нибудь институт. Ей, как фронтовичке, будет льгота в приёме.
Потом поехал на кладбище. Долго ходил между могил искал, где захоронен мой старший брат Шура. Жуткое состояние. Не люблю я мёртвый город. Постоял у могилы Шуры, вспомнил его последние дни. Хороший был брат. Он торил нам дорогу в жизнь и в авиацию. Запомнился день, когда мы с ним сидели на траве у железнодорожной будки, где он жил с Дусей. Он тяжело дышал, кашлял, отплёвывался и говорил мне:
– Ты садись подальше от меня. Чахотка сволочная болезнь. Не выживу я. А ты береги себя. Часто ко мне не ходи.
Но я бывал у него часто. Мы выходили за огород на траву. Он садился так, чтобы ветер не дул от него на меня. Рассказывал о своей жизни, учёбе, фронте, а я слушал. Мне было жалко его, но я верил, что он вылечится. Красивый, высокий, умный, спокойный. Но... смерть не пощадила его.
Прополол я руками могилу и ушёл с тяжёлым сердцем. Несправедлива судьба. Вспомнилась смерть и маленькой моей сестрёнки Люсеньки. Как её душила ангина. Ночью мама будит нас, рыдая:
– Вставайте! Люсенька умерла.
Я вскочил и к её кроватке. Только перед сном видел её мучающуюся в кашле, раскрасневшуюся. Теперь она лежала спокойная, бледная. Начал будить Сашу. Он всегда крепко спал. Я в слезах толкаю его. А он ворчит:
– Кто? Что?
– Люся умерла!
– Да! – застыли его глаза, потом закрылись, и он снова уснул.
– Ну, вставай же! – кричал я. – Люсенька умерла!
– Ну, так я ж не бог. Что я сделаю, – недовольно спустил он ноги на пол, посидел, посмотрел на кроватку и опять завалился спать.
Саша был большой соня. А я не мог уснуть до утра. Меня потрясла смерть сестрёнки. Так всё просто. Вчера – живая, сегодня – уже мёртвая. Лишь год прожила. За воспоминаниями возник вопрос: сколько мне отпущено? Почему-то я не сомневаюсь, что жить буду долго. Хотелось бесконечной жизни. Трудно представить себя мёртвым. Тем более ответить на вопрос: зачем умирают люди? Лучше бы не рождались. А уж если родился, то навечно.