Воспоминания. Гражданская война. 1918-1919. - 17

Через несколько дней начались поездки для осмотра на лето дачи. Все найденные дачи были раскритикованы и исключены. Щербачёв попросил меня найти. Я в Севре отыскал неудобно расположенный громадный дом, меблированный по-мещански, имеющий большой сад и теннис выше на горе, где начинался Севрский лес. Он стоил 10 000 франков за лето. Этот дом, наименее подходящий, был взят Щербачёвым, после бесконечных споров за столом и после еды, как то водилось в этой семье.

С первых же дней моего приезда я стал присматривать себе должность, - но и француз сам не может устроиться, - где же иностранцу, да кроме того «русскому», которого они считают большевиком или же изменником. Щербачёв мог – чего я совсем не желал бы – меня устроить в штабе, но так как его упрекали, что он всюду пристроил своих родственников, то он медлил, и я, подождав с неделю, решил, что попусту терять время не буду, и поступил в академию художеств «Julien». Я уезжал из Севра в Париж рано утром, работал с 8 до 12 дня. С 12 до 1 я завтракал на улице, съедая кусок хлеба без масла – «всухую» и экономничал на кофе, в 40 сантимов, и с 1 до 5-6 часов вечера продолжал работу. Это было так увлекательно, что для меня этот период оставил воспоминания самые светлые. Ужасы, которые творились в это время в Севре, прошли мимо меня далеко, не непосредственно.

Между тем, в Севре Щербачёвы жили, как миллиардеры. По вышеприведённым причинам члены высшего общества не бывали у них, а иностранцы не могли бывать из-за языка; поэтому Щербачёвы устремились на чиновников из посольства, которые были рады поесть даром. Они сами не имели ни общественного положения, ни средств. Шурик старался приглашать своих товарищей по Пажескому корпусу, но те отвиливали. В результате делались громадные затраты и угощения без результата. Пользовались этим лишь ближайшие родственники, которых нельзя было обходить (два племянника Гриша и Гриля Щербачёвы, последний с женой и ребёнком) и Оля Щербачёва, все жившие в Управлении и получавшие там хорошее содержание, да из посольства какие-то поповичи Изразцовы, полуеврей Карсов (впрочем, воспитанный и симпатичный малый), да чиновник Латур с женой и Мещеринов, адъютант Черногорского Короля, с женой. В месяц проживалось около 10 000 франков, т.е. столько, сколько проживали 20 французских семей в этот срок. Больше всего толкали родителей на подобную безумную жизнь Китти с мужем, лишённые понимания хорошего тона или общества. Я вечером остался в столовой с Китти и поговорил с ней, указывая ей на то, что должность Щербачёва не вечная, когда-нибудь он её оставит. Что тогда? Я ей предсказал близкую гибель положения и средств. Китти, выслушав меня с большими глазами, вдруг махнула головой, как бы сбрасывая кошмарное видение, и, передразнивая моё выражение, сказала: «А я вижу и предсказываю, что ты будешь в таком положении». Пойди, посоветуй таким!