Воспоминания. Гражданская война. 1918-1919. - 8

В военном управлении царил хаос неописуемый. В Симферополе был штаб Корвина Курконского, человека решительного и видящего, что делается, но бессильного, как и все зрячие в то время. Для того, чтобы его лишить власти, ему на голову посадили командира корпуса Барсова с начальником штаба корпуса без наличия другой какой-либо части в их подчинении. Начальник со штабом над начальником со штабом. Оба друг друга возненавидели. Началась внутренняя война между двумя приговорёнными к смерти.

В низах дым стоял коромыслом. Офицеры, коих было бесчисленное количество в этих штабах, кутили и безобразничали. Солдат у всех, вместе взятых, было не то 6000, не то 12 000 на весь Симферопольский округ. Выходя из дверей штаба, я увидел в ярко освещённом подъезде разукрашенных орденами пьяных офицеров и кокоток в сестринском одеянии. Хотел ли бы честный человек, чтобы эти люди забрали бы в свои руки власть во всей стране? Нет, тысячу раз нет. Большевики? Керенщина? Где же выход? Только варяги могут установить человеческие нравы и порядки в народе, неспособном организоваться самостоятельно. Для русского русский не авторитет. Без авторитета не может быть власти, а без власти – порядка, а без порядка не может быть общественной жизни.

Переночевав в корчме на рынке, мы на следующее утро поехали, чтобы закупить провизию, в богатую немецкую колонию, где жили знакомые К.О., пастор с семьёй. По дороге мы проехали мимо русской деревни Зои. Я обратился к громадного роста парню лет 25-ти и спросил, как проехать дальше. Он любезно ответил – надо было тут же свернуть с шоссе на грунтовую дорогу. В этом месте стояла группа мужиков из пяти человек. Когда я поравнялся с ними, один показал на мою подводу и сказал во всеуслышание: «Ишь, ведь это румынская подвода – значит, едет на краденом». Я соскочил с подводы и, подойдя к нему вплотную, сказал: «Ну-ка, повтори, что ты сказал». Все 5 человек скисли. Я в это мгновение неожиданно получил удар сзади по голове, приплюснувший мою кожаную фуражку, хорошо меня защитившую. В ту же секунду я повернулся и ударил кулаком в лицо того самого громадного парня, который во время моего разговора с мужиками подбежал и нанёс мне удар сзади. Мгновение было довольно решительное – шесть человек против одного. К счастью, те 5 оказались робкие и остались на месте. Я сделал пять шагов назад лицом к противнику и поднял кулак: «Только посмейте!» Парень остановился после полученного удара. Я этим воспользовался, чтобы вскочить на подводу.

Лошади по этой дороге лишь с трудом могли двигаться шагом. Так шли мы минут пять. Когда дорога стала узкая, парень подошёл вплотную к подводе, схватил громадный остроконечный камень и размахнулся, крича во всю глотку неистовые ругательства. Я сидел глубоко в подводе, вытянув ноги вперёд, так что не мог изменить положения тела. Удар эти камнем переломил бы мне с одного маха все кости, а попади в живот – вывернул бы мне кишки. В это мгновение спереди бросился к лошадям другой хулиган и схватил их за поводья. Мы были во власти двух отчаянных убийц-большевиков. Я потянул руку за револьвером, спрятанным в саквояже, но движение рук с камнем меня остановило. В этом отчаянном, безнадёжном положении я увидел вдали на горе какого-то ничего не значащего старика, и, как, погибая, хватаются за соломинку, во всё горло закричал, маша ему руками: «На помощь!» Эффект был молниеносный. Оба хулигана моментально исчезли. Я крикнул К.О. по-немецки: «Fahren sie los», и лошади вновь с трудом двинули вперёд.

Я себя чувствовал не очень уверенным, пока были в этой деревне. Через два часа при чудной погоде мы доехали до цели в немецкую колонию и были радушно встречены семьёй пастора, которая нас водила по деревне для закупки продуктов, но без результатов. Население придерживало запасы на близкий чёрный день. Восстание большевиков было подготовлено. Немецкие колонии сговорились с ними, что они останутся нейтральными. Среди немцев поселился и один эстонец, - немного в стороне от прочих. Хозяйство было у него богатое и в примерном порядке. Мы рассказали о случившемся.