21-ый [и последний] день похода.
30.VIII.39.
Личури - Телав.
"Где же машина?"
- "Машина ушла."
"Как ушла? Ведь еще вечером она здесь стояла!"
- "Шота Владимирович уехал за грузовиком для ваших вещей" (!?!)
- "Па-ачему так торопишься? Ты наш гость - живи!"
"Ребята, пойдем пешком! До г.Пшавелли - всего 7 километров. Найдем машину там"
- "Падажди, машина скоро будет!"
?..?..?..?
После вчерашней попойки все чувствуют себя неважно, и потому остаются ждать.
Как странно долго тянется время! Как странно, что никуда не надо спешить, ничего делать, не над чем работать ...
Завхоз строительства Самсон, в восторге от наших "лилипутиков" : "Все бы отдал! 100 рублей бы отдал! Продай аппарат!"
Я долго не раздумываю (Все равно, аппарат требует ремонта) - "Меняю, на читоби".
Мы ударяем по рукам и я отправляюсь с Самсоном в кладовую, выбираю себе хорошенькие пестренькие читоби (а также пару носков для Нади) и торжественно вручаю ему фотоаппарат. Надя дарит ему футляр собственного изготовления. Снабжаем мы его также и пленками. Заодно читаем маленькую "популярную" лекцию о фото-искусстве.
Время все идет и идет.
Наскучив ждать, Надя, Кука, Сабурка, Федор и Лебедь, уходят за машиной в Пшавелли.
Мы же, оставшиеся, окончательно разленившись, ждем, полеживая на свежей травке у самого берега реки. Самсон и Павел (главн. инж.), развлекают нас разговорами. Расспрашиваем их о строительстве. Протяженность дороги от Пшавели до Омало - будет 72 км - это дает сокращение против старой тропы, почти на 30 км.
- "К Октябрьским праздникам, доведем дорогу до перевала! В будущем году - до Омало".
В разговоре выясняется, что эта же бригада строителей, построила уже дорогу по Сванетии.
- "Как! И в Ушкуль, старый, древний Ушкуль, ведет теперь дорога?!!" - поражается Назарка.
... Шум машины прерывает нашу беседу. Влетает Надя, и страшно свирепеет, увидев, что у нас ничего еще не уложено. Пока мы уплетаем привезенный ею сладкий и сочный арбуз, она укладывает вещи в машину, и ...
Спасибо этому дому, поехали к другому! С нами едут также Самсон и Павел.
Мчится машина по новой широкой дороге! Мчится мимо полей, поселков, по лесу. Горы все отступают и отступают. перед нами река, но моста нет. Бултых! С размаху влетает наш грузовичок в воду и "переплывает" через бурливую, шумную Стори, которая разлилась здесь на несколько рукавов.
Вскоре, наш грузовичке въезжает в нарядный и веселый городок Пшавели, расположенный у самого выхода ущелья на плоскость. Городок утопает в фруктовых садах.
Наши ребята, веселые и счастливые, уплетая за обе щеки груши и виноград, сидят с какими-то хорошенькими грузиночками под большим развесистым платаном и ... травят, травят! (Бандиты, снега, вершины, бури - и снова бандиты ... и т.д. и т.д.).
На ходу они вскакивают в машину, посылают девушкам воздушные поцелуи, и городок остается позади.
Вдруг, толчок! Остановка. Шофер вылезает из кабины, лезет под кузов. Авария!
Долго мы будем здесь торчать? Увы ... кажется - да. Вылезаем на травку. Кто-то приносит охапку кукурузных початок, наворованных на соседнем поле. между тем, день начинает клониться к вечеру. Да скоро ли?
"Садитесь!" - неожиданно говорит шофер - "Авось довезу".
И вот, мчится наша машина по голубой вечерней Кахетии, по изумительно гладкой и ровной дороге. Мелькают бесконечные поля, бахчи и виноградники, шумят плодовые сады, как пики стражников - высится над поселками пирамидальные тополя...
Какие названия! Напареули, Цинандали ... Вот она - родина лучших вин Грузии.
Вдали, слева и справа, долину замыкают хребты, едва синеющие за вечерней дымкой.
Там, откуда мы только что спустились - над темными, острыми зубьями - все разгорается и разгорается зарево заката. Небо Кахетии становится совсем розовым, над горами - зловещими красками полыхает пожар. Кажется, что загорелись сами облака ...
Мы уже не смотрим на сады и селенья. Все взоры устремлены туда - к дивным краскам заката. Будто ожили богатыри старых сказок и зажгли на горах сигнальные костры, или пожар охватил эти дикие ущелья, или Шамиль созывает снова своих верных бойцов, или же вспыхнула страшная кровная месть среди тушин и хевсуров?
- Нет, это нам, путникам, своим гостям, горы шлют свой привет, для нас зажгли они эту прощальную иллюминацию.
Постепенно краски затухают, тускнеет фантастический пожар, горы, наши горы, навсегда скрываются во мгле.
На долину Кахетии падает черная, звездная ночь. чуть белеет кремнистое полотно дороги, среди черных силуэтов тополей иногда мелькают огни ... - мы все мчимся и мчимся вперед.
Лихой поворот дороги - перед нами подвесной железный мост через Алазань. Машина внезапно тормозит, наши хозяева - грузины соскакивают на землю, предлагая сойти и нам.
Среди зарослей и кустов - светлеет невысокое белое строение - это знаменитая в Кахетии "харчевня у моста". Никто не проезжает по мосту, не заглянув сюда, не опрокинув стаканчик доброго вина. Каждый кахетинец оставляет здесь свою дань.
... Запах вина, брызги вина, стаканы наполнены сверкающей влагой, веселые, искристые глаза посетителей, батареи пустых бутылок в углу и все это в небольших, выбеленных комнатах харчевни.
Среди веселых и пьяных лиц и снующих фигур прислуживающих, выделяется спокойная и даже печальная фигура старика, вертящего ручку какого-то причудливого сооружения.
Этот старый колдун, извлекает из своего "органа" (так называют здесь эту старинную шарманку), заунывную, хрипловатую, но удивительно гармонирующую со всей обстановкой, музыку. И кажется, что он дирижирует всем происходящим, песнями и криками гостей и ловкими движениями официантов.
Пока мы с любопытством приглядываемся к окружающим, а Сергей уже чокается с какой-то компанией охотников, в саду, под сенью громадных платанов, с ветвей которых свисают тусклые фонарики, для нас накрывают столы.
Это наши неугомонные хозяева из Личури, хотят совсем доконать нас своим гостеприимством.
На столе тарелки с огромными, сочными помидорами, душистый лаваш - и бутылки, бутылки! Лучшее Кахетинское - и притом, на самом берегу Алазани.
Пир ведется по старому грузинскому церемониалу. Из любезности к нам, русским, тамадой избирается Павел - и он изо всех сил старается не ударить в грязь лицом.
"Гомарджис!" - "поздравляем с победой, дорогие русские гости!" - начинает он свои тосты, наполняя наши стаканы густым душистым вином.
"Вы прошли опасный путь, преодолели непроходимые горные хребты. Победа, дорогие, выпьем!"
И Павел, довольный оказанной ему честью, быть в этот вечер тамадою, ведет нашу трапезу по всем правилам торжественного грузинского ритуала.
Вначале идут тосты "официальные" и патриотические ...
Налив до краев стаканы, тамада произносит небольшую речь, и выпив залпом сам, следит, чтобы и в стаканах гостей не осталось ни капли (с проверкой на голову), и наливая вновь, снова заводит витиеватую речь нового тоста.
После официальной части, следуют здравицы за присутствующих. Сперва "за прекрасный пол" (за цех храбрых девушек, что не побоялись опасностей гор), затем - по степени старшинства - за ребят, потом и за хозяев, а потом уж - уфф! Страшно и вспомнить, за кого и что только и не пили, какое количество бутылок было опустошено!
С каждым новым стаканом церемония повторяется. Стоя с поднятым бокалом, тамада произносит речь в честь такого-то, восточным, несколько запутанным, но высокопарным слогом. Под крики ура все выпивали свои стаканы, все, кроме очередного "виновника". Когда ревнивый взор тамады убеждался, что "и капли нет" ( значит "виновник" не обижен невниманием), он с легким поклоном, предоставлял тому ответное слово, и тот встав, также стараясь подделаться под восточный торжественный стиль, произносил несколько слов благодарности и под громкие крики, один, выпивал свою чашу...
Чем больше лилось Кахетинского, тем витиеватее, с разными неожиданными камуфлетами, произносились речи. Помню, Сабурка угостил нас невероятно длинной и фантастической похвальбой, а наш политрук Лебеденок - растрогал глубоко прочувствованной, выдержанной речью. Только Дед Хведор, осовев еще в самом начале, кроме своего "бу-бу-бу" - ничего выговорить не смог.
В самом разгаре торжества, из темноты неожиданно выступила фигура старого колдуна с его "органом" и вот, в темном бархате ночи, под немолчное журчание Алазани, раздалась грустная и нежная мелодия Сулико ...
"- где же ты моя, Сулико? "
Не выдержав, но чтобы не нарушать гармонии, в полутон, в песню влились и наши голоса, смешивая русские и грузинские слова песни.
.........
Пьяные любят петь, но тут наши хозяева отличились, угостив нас замечательными застольными грузинскими песнями - импровизациями. Никогда с тех пор, не слышал я такого отличного по теме тенора и баса, но в тоже время удивительно дружного и гармоничного дуэта:
Ваничка (прораб передового участка), своим высоким певучим дискантом, выводил как кружево, сложный узор меланхолической песни, а Мишин бас, как шмель, бархатисто гудел что-то однообразное, совсем другое, свое; голоса то сливались, то расходились, сплетая какую-то непередаваемую, чудесную мелодию.
По просьбе тамады, как бы в ответ, мы спели им русскую песню, которая как нельзя кстати подошла своими словами: "От Москвы, до самых до окраин, с южных гор, до северных морей!" и пр.
Но с новыми возлияниями, все громче и нестройнее звучал наш хор, все бессвязнее тосты, все туманнее взоры.
Вот уже и Федя уснул на столе, вот и бессмысленно хохочущую "мать" нашу пришлось увести в кабину машины, вот ... в общем всем, после долгого поста и воздержания во время похода, пришлось туговато.
И все же эта бесшабашная невоздержанная попойка у берега Алазани, была как бы последним аккордом в нашем походе.
Несмотря на весь шум, суматоху, мы чувствовали что здесь, скрытые ночной мглой, но где-то близко, стоят родные наши горы, и ветерок то и дело доносит как привет, их свежее, чистое дыханье...
... И Алазань, своим непрестанным журчаньем, как бы собрав голоса всех рек и речушек, ручьев и притоков, которые мы прошли еще так недавно, рокотом и плеском тоже передала нам их последний привет ...
Что же было потом? Как в тумане, смутно помнится вихревая езда сквозь темень и ночь к нарядным огонькам города Телави, споры о ночевке (Сергей упорно настаивал поставить палатки в соседней роще, которая утром оказалась центральным городским садом, Сабурка же уговаривал залезть на вершину башни, после оказавшейся музеем). Была гостиница "Кахетия" и фокусы захмелевшего Федора в ее вестибюле. И наконец, о чудо! Чистые простыни, последний, довольно неприятный взрыв "грузинского гостеприимства" по отношению к "дамам" и
... отдых, отдых.