19-ый день похода.
28.VIII.39.
"Овечья" ночевка - бараки уч.Љ3.
"Побывал бы, теперь дома,
Посмотрел бы, на котят ...
Уезжал, были слепы-е,
А теперь - поди глядят!"
Это я - завожу с утра монотонную и унылую, как погода, песенку.
Ох, как не хочется вылезать из теплых спальных мешков, одевать, так и не просохшую за ночь одежду и совершенно размякшие сапоги и выползать из нагретых палаток снова в туман, мразь, дождь...
"Смотрю я на эти милые мордашки - и Назарка показывает на всех нас пальцем - и думаю: Не перевелись ведь еще дураки на свете! Чем бы отдыхать где-нибудь, этак на пляжах, на дачах, да на курортах, как все умные люди делают. Нет, шляться, да еще с "ишачьим" грузом, как каторжные, и под дождем с к грозой, и в невыносимую жару... обливаться потом, голодать, калечиться ... и для чего? Кормить блох чеченских, да тушинских и рисовать какие-то убогие каменные обломки!".
Между тем, Надя делит между обеими палатками наш скудный "холодный завтрак": последние консервные банки. по 3 сухарика и остатки сахара и конфет. Запивая все это водой, приканчиваем мы жалкие остатки своего былого богатства.
"Держись, ребята! - Старается подбодрить нас Кука. - Сегодня вечером, ведь вы только подумайте, мы будем в Кахетии! Там арбузы - Ввв-о!" - Кука делает круглые глаза и разводит руками во всю их длину. - "Помидоры - Вв-о!" -разводит несколько меньше. "А виноград ..." - он только чмокает и облизывает собственные грязные и огрубелые за время путешествия пальцы - "Дамские пальчики!".
Подбодренные мыслью о арбузах, мы вылезаем, наконец из своих нагретых, уютных палаток. Моросит.
Сквозь сырой туман, мы разглядываем окрестности, которые вчера были скрыты от нас облаками.
Мы находимся на очень большой высоте, в сравнительно небольшой горной котловине. Вершины хребта кажутся отсюда лишь невысокими, полого переходящими один в другой травянистыми или скалистыми холмами; но сзади них, замыкая котловину с юга, виднеется стена, вставшая громадным, и как отсюда кажется, неприступным каменным амфитеатром.
Под отвесными стенами этого амфитеатра залегает большое снежное поле, в нижнем конце которого. из зияющей черной пещеры устремляется тот бушующий ручей. через который, с таким трудом, мы вчера перебирались.
На одном из далеких зеленых холмов, виднеются движущиеся пестрые точечки. Там бродит наш вчерашний неожиданный друг со своим стадом.
В память чабану о себе, мы складываем каменный тур, верх которого увенчиваем пирамидой из пустых консервных банок, а внутрь кладем мешочек с солью и пачку табаку. К сожалению, большего мы на можем оставить гостеприимному горцу.
10 ч.15 мин.
Снова, в который раз, раздается Кукина традиционная фраза:
"... и снова вдаль, бре-дет,
уста-лый ка-ра-ван ..."
Караван этот тащится в гору медленно. Недоедание, усталость и потертые ноги, дают о себе знать.
Скоро мы вступаем в сырую, облачную мглу. Тропинка вьется вдоль скал бесконечными, нудными зигзагами. Сверху - очень забавно смотреть на нашу растянувшуюся цепочку: одни шествуют вправо, другие налево, но все с одинаково тупым и покорным видом.
Мы с Надей впереди. Пройдя по узкому карнизу над большим полем рыхлого, грязноватого снега, мы вплотную подходим к стене "амфитеатра". Еле заметной ленточкой вьется на отвесных склонах тропинка. Высота стены - всюду одинакова - здесь нет ясно очерченной перевальной седловины - вся стена является перевалом.
Итак, последний подъем. Он еще более скалист и крут, но, в основном, это все те же надоевшие петли, вправо - влево, ... вправо - влево, и все вверх и верх.
Снежное поле остается далеко внизу. Совсем уже недалеко от нас, в тумане, вырисовывается линия гребня.
Нас охватывает невольное волнение ...
Так вот он, наконец, желанный перевал Дид-Гварди! Что-то там, за этой линией, за этой стеной?
Ведь там, за скалистым рубежом, начинается благословеннейшая область благословенной солнечной Грузии - Кахетия!
... Последние шаги, последние усилия подъема. Нас охватывает легкий ветерок перевала, и вот - мы на гребне. Под нами, по обе стороны хребта - одинаковое, белесое море тумана ... Лишь узкий гребень перевала одиноко возвышается над этим безбрежным, пустынным морем, и нам с Надей кажется, что мы находимся на каком-то бесконечно длинном и узком мосту, концы которого теряются где-то во мгле, а кругом - лишь волны клубящихся под нами облаков ...
Есть ли еще на свете живой мир, природа, люди? Здесь, среди этого моря тумана и первобытного хаоса нагроможденных скал, царит такая тишина, такая бесконечная пустота, что кажется ничего живого нет и не может быть.
Так чувствовал себя, вероятно Ной, когда после страшной бури потопа, он взирал со своей вершины на безбрежное, успокоившееся море. затопившее весь грешный человеческий мир.
11 ч. 10 мин.
"Эй, ребята, скорее наверх!" - стараемся мы подбодрить отставшую группу. "Здесь солнце, мы купаемся в волнах теплого, душистого ветра (Брр-р..., от этого ветра не поздоровится!). Здесь запах лимонов, кардамонов, винограда, Кахетинского! Вокруг цветут виноградники! Внизу селения, пашни ...". Так фантазируем мы до тех пор, пока на узком гребне перевала не собираются все члены нашей группы.
После тяжких вздохов разочарования, все рассаживаются на отдых. Поесть бы!
... И тогда, Коля Лебедев, торжественно достает свои бутылочки. Витамин "С"! Он наливает в протянутые кружки уже без разбора, не отсчитывая по капле, как в начале нашего похода, а сразу, по пол-кружке каждому! Оставшиеся склянки мы раскидываем на все 4 стороны света. Кончено с витамином "С"! Даешь - арбузы!
Прощай Тушетия! Прощай, роднехонька!
Начинается спуск в ту страну, где ждут нас арбузы, виноград и пр., и пр. ... (Признаться, мы не особенно твердо верим, что все эти прелести действительно существуют на белом свете).
А сверху нас по прежнему поливает дождь, и кругом все тот же туман. Не будет ли это вторым Кериго?
Долго, долго путается наша тропинка среди сырых, безрадостных скал. Мы с жадным любопытством вглядываемся в окружающие нас со всех сторон облака, ища в них просвета. И действительно, поднявшийся свежий ветерок, то и дело врывается в их толщу. На одно мгновение, то там, то здесь, перед нами открывается оконце, позволяющее заглянуть в неведомый мир ущелья. Там виднеется - то поросший лесом склон, то трещина в скалах, к которой прильнула серебренная жилка потока, вытекающего как будто из самых облаков, то глубокая и темная бездна ...
Наконец кольцо окружающих скал размыкается, появляются островки с сочной травой, и вот, окончательно выйдя из мира камней и облаков, мы вступаем на мягкий грунт альпийского луга.
Под нашими ногами, виднеется глубокий и извилистый коридор убегающего к югу красивого лесного ущелья, на дне которого светлеет серебристая змейка реки - Стори.
Хребты за хребтами теснятся с обеих сторон ущелья; их зелено-бурые, лесистые отроги, постепенно снижаясь, сползают к самой воде. Сверху они напоминают горбатые и шершавые спины и мохнатые бока каких то гигантских животных, столпившихся у водопоя и лижущих эти живительные, быстрые струи ...
Но чем дальше, тем ниже становятся горы и в отдаленной, синеющей мгле, виднеются последние горбатые холмы, сгрудившиеся так тесно, будто хотят навсегда запереть выход из тесного и сырого ущелья туда, откуда из-за холмов и нависших над ними тяжелых туч, брызжет нестерпимо яркий солнечный свет ...
Значит - в мире есть еще и солнце! Спускаясь из самых облаков, под непрестанно моросящей мелкой сеткой дождя, мы смотрим как зачарованные в тот манящий край, отделенный от нас еще доброй сотней километров), откуда идет этот свет ...
Все выше и выше поднимаются, ползущие по хребтам, нависшие над ущельем свинцовые тучи. Там, в его отдаленном конце, они обрываются, как занавес с размытой и рваной кромкой ...
И, за этим темным занавесом, все растет и ширится сияющее золотистое марево. Сквозь мерцание струящегося, теплого воздуха мы начинаем уже различать и светлую окраску знойного южного неба, и перистые легкие как дым облака, и какие-то светлые и более темные пятна...
И вдруг - с наших глаз, как будто бы спадает пелена: ведь там, за горами и облаками, как далекий и светлый мираж, лежит целая страна, с рекой и горами, лесами и садами. Она раскинулась в сияющей дымке, как какая-то огромная, лучезарная карта ...
Вот она, земля обетованная! Кахетия - благодатная изобильная долина Алазани!
"Кахетия, Кахетия!" Кричим и поем мы на все лады, прыгая и танцуя от радости, упоенные красотой панорамы, ободренные сознанием, что скоро и мы будем греться под знойным Кахетинским солнцем.
Только Лебеденок растерянно протирает очки: "Где же, где, вы видите Кахетию? Ведь это же, только облака"
Но тут все наперебой, мешая друг другу, начинают показывать Коле, чертя по воздуху пальцем: "Видишь? Вон длинная и светлая полоска - это же река Алазань, а вон там - голубоватая тень - это горы с той стороны долины. Широкая полоска - вероятно какая-то дорога, а темнеющие пятна - леса, города, сады ... теперь видишь? Теперь - веришь?
Как меняется теперь темп хода! Забыты увечья и мозоли. Дикими скачками, почти бегом, все устремляются вниз, стремясь как можно скорее сократить то огромное расстояние, которое отделяет нас от Кахетии.
Мысль о чудном мираже, сознание, что страна эта, действительно уже перед нами, не оставляет нас ни на одну минуту. Куда бы мы ни смотрели, о чем бы ни говорили, куда бы ни шли - другим, внутренним взглядом мы все время неотступно следим за светлым порталом между горами и облаками.
Но как долог и нуден спуск! Травянистый склон тянется и тянется без конца. И вот, далеко внизу, показываются строения рабочих бараков, до которых так стремились мы добраться еще вчера... Над кровлями вьется дымок, виднеются фигурки людей.
Перед тем, как проститься с величавым безмолвием гор, снова, окончательно окунуться в мир людей, мы делаем небольшой привал.
Теперь все спокойны, удовлетворены. Еще какие-нибудь 10 минут хода, и мы будем среди людей, купим съестного, отдохнем... А там, сегодня к вечеру или завтра, нас ждут все богатства плодородной долины Алазани! Не обманешь ли ты нас, Кахетия! Так ли ты хороша, как обещаешь издали?
Все взоры по прежнему устремлены к сияющему миражу, но я оборачиваюсь назад - к горам. Все также хмуро, пряча вершины в облаках, стоит хребет. По склонам и складкам его отрогов карабкаются леса, над ними вздымаются суровые скалы, в трещинах и ущельях блестят, как будто примерзшие к склонам, светлые жилки потоков, и лишь тени каких-то больших птиц оживляют безлюдье и пустоту этого окаменелого царства.
Странная тоска, почти боль, сжимает мне горло. Прощайте горы! Прощайте ущелья! Прощай, затерянный среди гор, простой и гостеприимный народ! Прощайте - таинственные и легендарные замки и башни! прощай вольная цыганская, пусть полная невзгод и лишений, но, зато полная и приключений - свободная жизнь!
... Нас ждет солнце Кахетии, Грузии, Черномории, все дары щедрой южной земли и теплые волны Черного моря, - почему же так больно, так грустно расставаться мне с вами, Кавказские горы? Как будто навсегда покидаешь любимую родину?
Невольно, я вспоминаю старинную шотландскую песню, которую пела я Наде и в прошлом году, также при расставании с горами в маленькой гостинице города Гори:
"В горах мое сердце, доныне я там
По следу оленя лечу по скалам...
Гоню я оленя, пугаю козу,
В горах мое сердце,
а сам я - внизу ...
Прощай моя родина, Север прощай,
Отчизна свободы и доблести край!
По белому свету, судьбою гоним -
Навеки останусь я сыном твоим!
Прощайте - вершины под шапкой снегов,
Прощайте - долины и склоны лугов,
Прощайте - поникшие в бездну леса,
Прощайте - потоков лесных голоса ...
В горах мое сердце, доныне я там
По следу оленя лечу по скалам...
Гоню я оленя, пугаю козу,
В горах мое сердце,
а сам я - внизу."
Скоро и мы будем внизу. Взоры всех ребят уже устремлены туда, в этот "низ". Но нет, еще один также не отрывает взгляда от гор. Мы понимаем друг друга без слов, но все же я спрашиваю - "Скажи, если бы сейчас, сию минуту, перед лицом этого сияющего миража Кахетии, когда дорога вниз свободно открыта перед нами, тебе бы предложили вернуться назад ... Предположим, нам бы встретилась сейчас экспедиция, снаряженная продовольствием, которая туда бы направлялась - ты бы вернулся?"
-"Да, конечно" - говорит Кука", и я ему верю, потому что я бы тоже вернулась.
Отдохнув, мы спускаемся к баракам. Приближаясь к ним, мы с удивлением замечаем около них какие-то пестрые фигурки европейского вида. Они тоже с любопытством следят за нами и вдруг, обрадовано, бросаются к Федору: "Федор Николаевич?!! - Вы ли это? Сколько лет, сколько зим... Ну как дела в Ленинграде? Да вы - откуда? Не с неба ли свалились? /Действительно! Почти что так/ - А помните Сванетию? - и т.д. и т.д..."
Как тесен мир! Люди эти оказываются московскими архитекторами, нашими коллегами и соперниками по работе над архитектурой Кавказа, авторами книги о Сванетии, где они в 36 году познакомились с нашим Дедом.
Мы рассаживаемся в кружок под громадным развесистым деревом и здесь впервые за столько дней раздается культурная "интеллигентная" и даже салонная беседа, тон которой задает худощавая блондинка - мери Джандиери.
В это же время двое Коль бегут в поселок за продуктами, а Кука разжигает под каким-то навесом костер, наш последний костер.
Беседа, впрочем, не затягивается. Наши коллеги спешат чтобы еще до ночи доехать до села Хисо (!!). Вот это темпы. Но не мудрено, так как они верхом.
Последние слова напутствий и пожеланий, кокетливая амазонка машет нам ручкой, и всадники исчезают за косогором. Скоро мы видим их фигурки высоко на склоне. Они все приближаются туда, где клубятся облака, где моросит дождь, где лишь скалы да камни.
Смеясь, ребята кричат им вдогонку какие-то не слишком любезные напутствия, но мы с Кукой невольно взглядываем друг на друга: "Вот тебе и экспедиция! Но, увы - пеший конному не товарищ!".
Похлебка из баранины с макаронами, крепкий кофе и душистый свежий хлеб - вот награда за труды и лишения!
Площадка, на которой мы становились очень оживлена. То и дело снуют рабочие, проезжают всадники. Мы оживляемся увидев вооруженного человека в милицейской фуражке, но это уже не Миша, а один из Кахетинских пограничников.
Один из проезжих, необыкновенно красивый тушин со сросшимися бровями, тонким станом и с живописно повязанным на голове платком вступает с нами в разговор и радуется как ребенок, узнав, что мы побывали на его родине в Дартло и что нам очень понравилось там...
Рабочих мы расспрашиваем о строительстве. Оказывается, что по ущелью реки Стори прокладывается новая дорога, не годная пока для проезда, но в будущем она будет расширена настолько, что бы проезжали и автомобили. Дорога называется "Ново-Тушинская тропа"
Да здравствует Ново-Тушинская тропа и ее строители! Ведь дорога эта внесет с собою свет и культуру в отрезанные от всего мира тесные горные ущелья.
Здесь у бараков она раздваивается: одна ее часть - будущая скотопрогонная дорога поведет к западу, в направлении к горной Пшавии, другая - к центру горной Тушетии - селению Омало. Высоко на склоне, почти под самыми облаками виднеется белое пятнышко - это палатка передовой изыскательской партии.
Место, где мы сейчас находимся - это передовой пятый участок строительства. Рабочие предупреждают нас, что ниже, на других участках сейчас производятся скальные и взрывные работы и дорога довольно опасна.
- По Ко-о-лям! В путь, в путь!" ...Прощальный взгляд на чудный мираж Кахетии и мы пускаемся в путь по Ново-Тушинской тропе.
Полотно дороги заложено по всем правилам строительного искусства - с очень пологим уклоном, поэтому оно делает очень длинные, километровые петли между двумя ущельицами.
Путь вниз пролегает в чудесном могучем буковом лесу, который так чист и так красив, что напоминает скорее загородный лесопарк или охотничье угодье какого-то феодального замка. Так и кажется, что из-за стройных стволов покажется благородная голова оленя или лани, или навстречу нам по дороге, трубя в рог, проскачет кавалькада охотников со сворой гончих...
Стремясь сократить дорогу, мы лезем прямо под откос, по остаткам старой горной тропы. В одном из таких мест Сабурка залезает на такой обрыв, что ему приходится туго, и он еле-еле, лежа на спине, с него сползает.
Чем ниже мы спускаемся, тем красивее становится ущелье. Дорога вьется теперь по карнизу, среди взорванных еще недавно скал. Внизу уже виден мостик через реку Стори, но нас задерживает неожиданное препятствие: длинный и нагруженный караван движется нам навстречу.
Лошади так пугливы, а тропа так опасна и узка, что нам приходится прижаться к скале спиною вплотную и ждать, пока не пройдет весь караван. Увы, далеко внизу, мы видим, как на мост вступает все новые и новые лошади и так без конца и без конца. От нечего делать, мы принимаемся считать, и когда, наконец, через добрый час проходит последняя конная группа, оказывается, что Сабур насчитал 102 лошади!
Между тем начинает быстро темнеть. Мы успеваем еще полюбоваться с мостика дивным видом тесного ущелья реки Стори, но когда перебравшись по отмелям, снова входим в лес противоположного склона ущелья, нас охватывает уже полная тьма.
Между тем, тропинка небезопасна: слева - отвесная скала срывается вниз, к глухо - рокочущей где-то в глубине реке; справа же, гранитная скала вздымается ввысь и скрывается в густой чаще леса.
Сергей идет впереди, освещая путь своим фонариком и бросая через плечо предупреждающие возгласы: "Слева камень! ... Корни - ступать осторожней! ... Упавший ствол! - Ступени - спуск вниз ... Поворот вправо, не оступись!" и т.д. и т.д.
В арьергарде светит своим фонариком Кука.
Но среди окружающей нас тьмы в таинственной ночной жизни ущелья, эти фонарики кажутся маленькими светлячками. Они отбрасывают нам под ноги причудливые движущиеся черные тени, которые лишь сбивают нас с толку.
Особенно трудно приходится нашей слепуше - Наде. Чтобы она как-нибудь ненароком не шагнула при повороте тропы в пропасть, Сабурка, идущий сзади Нади, перевязывает ее талию толстой веревкой, конец которой закрепляет на своем поясе.
Федя идет впереди Нади и подробнейшим образом "информирует" ее о всех встречных препятствиях. Таким образом, наша общая "мать" полностью застрахована от опасности.
Часа два продолжается это "ночное шествие пилигримов". Мы идем, вероятно, по необыкновенно красивым местам, но видим только позолоченные светом куски гранитной стены, да черное кружево листьев.
В некоторых местах скалы сводом нависали над дорогой. Мы освещаем их своими фонариками и видим повисшие над нашими головами, переливающиеся всеми цветами радуги сталактиты, с которыми крупными алмазами стекают капли.
Так бредем мы, напряженно вглядываясь во тьму, проходя то под сталактитовыми полупещерами, то под сплетенным лианами зеленым лесным сводом.
Неожиданно, где то в чаще этого непролазного леса раздаются голоса и звук каких-то необыкновенных, визгливых инструментов.
Как отрадно услышать такие звуки усталым, уже потерявшим надежду на отдых путникам!
Вот, сквозь черный узор листвы, мы различаем огоньки - значит мы дошли наконец до бараков 4-го строительного участка.
Сергей и Кука лезут вверх, раздаются вопросы, ответы ... Затем мы ломимся в какую-то маленькую избушку, вваливаемся в нее, здороваемся с какими-то заспанными, но приветливыми личностями, сбрасываем надоевшие рюкзаки, разминаемся ... 8 часов вечера.
Растормошив сонного кладовщика, ребята идут с ним снова в темь, за продуктами, кто-то разжигает железную печурку, в котелках закипает вода ...
Все это я виду как сквозь сон, глаза слипаются, во всем теле разлита блаженная усталость.
Вдруг странные пронзительные звуки снова прорезают ночную тьму ...
Заметив мой вопросительный взгляд, прораб (оказывается мы забрели в избушку начальника строй участка), отвечает, что это строители лезгины завели свой обычный вечерний концерт.
Любопытство превозмогает усталость. Пока ребята стряпают, мы с Лебеденком лезем вверх, к баракам - послушать поближе эту дикую лезгинскую музыку.
Длинные полутемный сарай... Резкий запах потных и грязных тел ... Блестящие глаза и загорелые небритые лица, лежащих на узких, тесно поставленных нарах, людей... А посередине, на полу - трое музыкантов - две дудки и веерообразная, деревянная трещотка.
Мы чувствуем себя в этой обстановке чуждыми и нежелательными пришельцами и, поэтому, быстро ретируемся. Музыка также скоро прекращается.
ребята уже ужинают и мы также стараемся наверстать упущенное. Наше внимание обращают на себя три ведра, наполнение какой-то серой кашей, стоящие рядом с печуркой, в головах постели прораба. "Ах это? - Это аммонал". Небрежно говорит прораб, и мы сразу инстинктивно отодвигаемся от страшных ведер. Мы будем ночевать здесь с таким грозным соседством? Но прораб только смеется.
На земляном полу избушки, во всю ширину помещения, уже расстелены наши палатки. Я засыпаю уже на ходу и сон охватывает меня раньше, чем голова прикасается к моей красной походной подушечке.
Свободное копирование
