9-ый день похода.
18. VIII.39.
Цекалой - Перой - 55 км.
Туга - перевал - Чангой - 40 км.
Как меняется мера времени во время путешествия! Всего неполных двое суток прожили мы в Цекалое, а привыкли к этому месту, как к своему родному дому, и уже тянет отсюда дальше, вперед.
Что ж, пора. Зажились.
Вещи наши снова собраны во вьюки, распределены по рюкзакам. Ишачье семейство, отдыхающее "на полном пансионе" у кого-то в селении, приведено к нам во двор. Абдул-Кадир Љ2, как видно, еще совсем неопытен - вьючить ослов он не умеет и возится с этим страшно долго. Но вот - все готовы. Население аула высыпало нас проводить.
Серега фотографирует всех желающих и мы трогаемся в путь.
Сегодня день неожиданных встреч. не проходит и десяти минут нашего подъема, как мы видим, что сверху, с горы, навстречу нам спускается караван "европейского" вида! Мы торопимся вверх, предвкушая радость встречи. В этой дикой глуши так редки эти встречи со своими. с русскими, ленинградцами или москвичами, что они всегда бывают событием неожиданно - радостным!
Но не тут-то было! Группа людей, сопровождающая вьючных животных, почему-то сходит с нашей тропы в сторону и вниз, и не обращая на нас ни малейшего внимания, начинает деловито располагаться там на маленькой лужайке, расставляя на треногах какие-то приборы.
Экспедиция Академии Наук!
Какая то гражданка, видя наше недоумение, выходит все же к нам навстречу, но разговор короток, сух и официален. Прощайте неприветливые людишки! Поучитесь вежливости у горцев!
Вдруг, во время одной из передышек, мы замечаем внизу какую-то фигурку. Кто-то из селения, видимо. пытается нас догнать. Поджидая его, мы гадаем, кто бы это мог быть? Физиономия как будто знакомая, одет прилично, даже франтовато.
Велико же наше изумление, когда фигура оказывается Зелим-Ханом! Недотепой "Зеликманом"!
"Куда ты?" - "На заработки в Пежой. Там сейчас сенокос!"
Ура! Вчерашняя беседа принесла свои плоды.
Зелим присоединяется к нашему каравану и оказывается очень услужливым попутчиком, помогая нести рюкзаки то мне, то Наде, то нашему выздоравливающему раненому.
Через 2 часа, мы уже отдыхаем на перевале, любуясь в последний раз на незабываемую картину Майстинского ущелья, на горы, на гордую вершину Декакорт.
Где-то наши ребята? Одолели ли уже свой трудный перевал?
Открытие! Здесь растет чудесная спелая черника. Все рты быстро становятся черными. Серега еле отрывает нас от этого занятия - надо идти. Утешаемся мыслью, что впереди нас ждет роскошный малинник.
Вот и знакомый хутор Ха-хечу. Мы зовем Саидират и Сабиллу, но милые девушки только отзываются откуда-то сверху, но к нам не подходят. Выясняется, что эту ночь у них проведи "академики", и хутор сразу оскудел.
Вот и знакомый склон - только, на этот раз - спуск по солнечной воронке вниз - в буковое ущелье. там, как всегда, курятся облака.
Маленькое происшествие и перевьючка осла - мамы, несколько задерживает нас, а когда мы трогаемся снова, то к удивлению своему видим, что из знакомого нам леса опять выходит караван! Еще русские! На этот раз типичные туристы.
Какой контраст по сравнению с предыдущей встречей. Простые и славные ребята, москвичи, встречаются с нами радостно, как с родными.
Пошли, конечно, нескончаемые вопросы, советы, обмен впечатлениями. Но кто это с ними проводником. Раскосые глаза монгола, длинные отвислые усы. Позвольте, это же наш Итум-Калинский "приятель" - Султан, по прозванию "Печковский"!
Наш тогдашний урок принес все же пользу - Султану пришлось сбавить себе цену до нормальной.
Московские туристы, тоже, конечно, двигаются к Цекалою. Бедные цекалойцы! Ведь это же прямо нашествие!
Вовремя мы оттуда ушли.
Далее, без особых происшествий, мы проходим уже знакомый нам путь. Во всей своей красе, на этот раз не скрытая облаками, расстилается перед нами долина Аргуна. Грани гор и, нагроможденных один на другой, бесконечных хребтов, рисуются сегодня необыкновенно четко. Где-то там скрывается "страна чудес" - Хевсуретия, и Серега различает даже, среди вершин кульминационную точку прошлогоднего похода - знаменитый Джугский перевал.
Снова проходим мимо загадочного замка "Кир-Баунушки", а затем и "Старый Пежой", с его необыкновенным камнем - валуном.
Здесь мы расстаемся со знакомой нам уже тропой, и, вместо того, чтобы спускаться вниз, сворачиваем вправо, в овраг и, обходя его по довольно неприятной крутой осыпи с маленьким водопадиком, струящимся сверху по камням, подходим к обитаемому ныне - "Новому" или "Верхнему Пежою" - селению обычного современного вида.
Жители селения неприятно любопытны и довольно нахальны. За продукты, которые мы хотели у них купить. они запрашивают так дорого, что приходится отказываться и ограничиться лишь миской холодного и недокисшего айрана.
Здесь мы прощаемся с Зелим-Ханом. От души пожелав ему удачи. покидаем мы негостеприимное селение. Однако, не пройдя и сотни шагов, наша ишачиха, вдруг, упирается и начинает немилосердно вопить. Оказывается, мы забыли в Пежое нашего маленького спутника - ишаченка!
Надо видеть эту нежную и трогательную встречу ишачьей мамы со своим сыном, когда Зелим приносит из селения четвероногого подкидыша!
Тропа наша все поднимается. Идем то среди засеянных полей, то в чудесном лиственном лесу. Если на смотреть влево, на ущелье и горы, то все здесь напоминает наш родной север.
И Лебеденок твердит в умилении: "Ах как красиво, совсем как у нас на Валдае!".
"...Как я люблю, Кавказ мой величавый
Твоих сынов воинственные нравы,
Твоих небес прозрачную лазурь
И чудный вой, мгновенных, легких бурь... "
(Лермонтов: "Измаил-Бей").
Вечереет. Тропа наша поворачивает вправо. Навсегда покидая долину Аргуна, мы долго стоим над этой Большой Чеченской рекой, махаем платками и шапками. "Прощай, роднёхонькa".
Входим в лесистое ущелье притока Аргуна - речки "Цилхой-нахк". Здесь, в этом ущелье, расположены селения сельсовета Хильдехарой, здесь проходит скотопрогонная дорога на Тушетию.
Гостеприимный лесок скоро кончается - выходим снова на сухой и обожженный южный склон, приближаясь к селу Перой.
Уже издали, отмечаем аккуратность и хозяйственность жителей Пероя. Все поля селения обнесены заборчиком или плетнем очень хитрого и даже изящного рисунка. Даже тропа обнесена высокой плетёнкой из закруглённых прутиков. Само селение состоит из двух частей, разделённых небольшим ручейком, вытекающим из скрытого водоема.
"Адресат", которого рекомендовал нам Абдул-Кадир Љ1, некий Эки Умаров, живёт в самом конце селения. Ещё не доходя о его дома, мы встречаем интересную группу стариков. Все они одеты чрезвычайно живописно, головы у многих из них украшает чалма, в руках они перебирают чётки. Видимо, они собрались здесь на крыше, расположенной ниже тропы сакли, на какое-то своё совещание старейшин. Однако, завидев нашу, необычайную для здешних мест, группу, они прерывают свою медлительную важную беседу, чтобы приветствовать чуждых гостей. Мы тоже останавливаемся, стараясь показать им своё почтение и уважение, а Серёга вызывает даже одобрение всех собравшихся, произведя целую церемонию " Селям Алейкюм" с самыми важными из стариков, по всем правилам чеченского этикета.
Один из стариков высокий красивый в белоснежной чалме оказывается нашим будущим хозяином - Эки. Есть что-то индусское в красивом смуглом лице с блестящими молодыми глазами этого горного орла. Члены его семьи высыпаются к нам на встречу, и, не успеваем мы оглянуться, как вещи наши уже развьючены и перенесены в комнату старого чеченца. В комнате этой темно и тесно, к тому же, в ней куча ребят и женщин, которые сразу начинают с любопытством разбирать и щупать наши рюкзаки. "Разве нету в этом доме кунацкой или просто пустого помещения, где бы мы могли расположиться?" - но его почему-то долго не понимают, или делают вид непониманья, и даже проводник наш сразу теряет и без того скудные познания русской речи. Однако, после долгих переговоров и жестикуляции пустое помещение с очагом всё же находится, и мы быстро и уже в полной тьме перебираемся туда. Хозяйка приносит нам воду и дров, а местные жители уже тащат на продажу, кто яйца, кто молоко, кто картошку.
пока Надя возится с ужином у очага, Лебедёнок и Серёжа успевают накупить у них столько снеди, что нам хватило бы её и на неделю. Это мотовство приводит в отчаяние нашу мать: "Я завхоз или не завхоз?" - грозно спрашивает она провинившихся. Впрочем, эта маленькое " семейное объяснение" не портит никому ни настроения, ни аппетита, и скоро расселись на картонках вокруг разостланной на полу скатерти, то бишь палатке, все воздают должное Надиным кулинарным способностям. Приглашён, конечно, и хозяин Эки. После ужина снова открывается аптечка, и наши бедные ноги простираются к Наде. "Наш глав кок, главбух и главврач... и к тому же глав-трепач" приступает к своим очередным обязанностям. Перевязывая, кому спину, кому ногу... "Хоть бы для разнообразия животы у вас когда-нибудь поболели" - жалуется Надя. К 12 часам все процедуры, наконец, кончаются. Наступает заслуженный, после сегодняшнего пятидесятикилометрового перехода, - отдых!
......В тот же день ( из дневника Н. Сабурова)
Еле дождавшись рассвета, я снова выхожу на улицы Туги делать наброски. Нам надо спешить, чтобы сегодня пройти перевал, а завтра встретиться с товарищами в Хантикое. Меня всё это очень огорчает, т.к. в Туге нужно было бы пробыть по крайней мере дня три, мы же находимся здесь лишь вечерние и утренние сумерки.
С первыми лучами солнца, сняв хозяина в полном вооружении и сытно позавтракав, мы прощаемся с гостеприимными хозяевами и покидаем это интереснейшее селение Чечни. Мы едем не одни, нас провожает рыжебородый молодой чеченец-приятель нашего проводника. Утро выдалось ясное и свежее. Снежные вершины поднимаются совсем близко от нас. Идём по удобной тропинке полого поднимающейся по склону ущелья, среди чудесного соснового леса. В некоторых местах путь наш пересекает скала, отвесно падающая глубоко вниз. Здесь тропинка лепится по узкому, круто поднимающемуся карнизу, уширенному в наиболее опасных местах положенными на тропу широкими каменными плитами. Иногда тропинка почти обрывается.
Вдруг Абдул-Кадир, шедший впереди, останавливается, указывая на чей-то след: видно, что кто-то большой и тяжёлый, шедший нам навстречу, остановился и метнулся по откосу с тропинки вниз, оставив свой след на росистой траве. "Это медведь - поясняет Абдул - он, наверно, ещё здесь близко, где-то под откосом"... Ниже нас по ущелью ползут тяжелые, не предвещающие ничего доброго, облака. Вершина Декакорт часто совсем закутывается облаками. Мы знаем, что, когда над этим снежным царством повисают тучи, - лучше не соваться туда; возможно, что там бушует снежный ураган, несущий смерть всему живому. Недаром, чеченцы, без крайней необходимости, никогда не приближаются к этому сердцу гор, считая места эти священными и заколдованными. "Ни один человек, желавший покорить эту гору, не возвращался назад"... о чем рассказывает ряд чеченских легенд.
Перескочив через бурный поток и обогнув выступ скалы, мы видим, что наше ущелье раздваивается. В оба ущелья вливаются с Декакорт два огромных ледниковых языка.
Солнце стоит уже высоко и рубашки наши становятся мокры от пота, когда мы доходим до разветвления ущелий. Тут у потока расположены убогие хижины пастухов. Отдохнув и выкупавшись в ледяной воде потока, мы прощаемся с Майстинским ущельем и начинаем подниматься в гору. Перед подъёмом, провожавший нас чеченец, приятель нашего проводника, в последний раз рассказывает Абдул Кадиру идти перевал. Сам он должен вернуться назад, проводник же наш никогда этой дорогой не проходил. Перевал этот проходится крайне редко и в основном абреками-бандитами, перегоняющими через него ворованный скот. Здесь нет даже никакой тропинки и дорогу надо находить по приметам на скалах. При переходе потока Абдул Кадир внимательно осматривал каждый камень, ища свежих людских следов; также внимательно он оглядел покинутые хижины и источник, бьющий из горы.
Мы начинаем подниматься по ясно протоптанной скотом тропинке, забираясь всё выше по крутому склону поросшему цветущей альпийской растительностью. Но вот Абдула начинает беспокоиться. Он указывает нам камень на дороге; мы ничего особенного, конечно, в этом камне не замечаем, но он показывает на свежий отпечаток этого камня, рядом, на тропе. Значит он был сдвинут чьей-то ногой. Проходя дальше, мы находим ещё несколько таких камней. Все настораживаются, вглядываясь в тропинку, высматривая отпечатки ноги. Наконец, на мягкой почве видим следы копыт. "Это проходил тур" - сразу успокаивается Абдул-Кадир. Вскоре обнаруживается ещё одно утешительное открытие: поперек тропинки протянулась паутина - значит тут давно никто не проходил. Всё же мы идём очень осторожно, т.к. из-за каждого камня можем ожидать нападения. И тут среди этих пустынных склонов, перед лицом предстоящего нам опасного перевала, Абдул-Кадир говорит нам, что кроме цели нам хорошо известной, официальной, есть другая, "негласная" цель его путешествия с нами". Есть известие, что из Мучо, из Хевсуретии, этим перевалом должен пройти отряд бандитов. Моя задача - выследить проходили ли они здесь или нет и предупредить об этом в селении Чамгой, где мы непременно должны быть сегодня вечером". Он говорит нам, что раньше ему приходилось неделями просиживать в засаде, подкарауливая врага, чтобы его убить. И сейчас, товарищи его, должны сидеть где-либо в засаде, выслеживая тот же отряд.
Дорога становится всё труднее, все чаще среди луга попадаются осыпи. А над нашими головами висят тяжелые свинцовые тучи. Вот и осыпь, образовавшаяся от разрушения отвесных сал. Мы видим, что вверху она раздваивается: широкая часть уходит в открывающийся впереди овраг, более узкая часть, круто поднимаясь, скрывается в расселине между двумя скалами. Проводник наш останавливается в сомнении: его рыжебородый приятель, рассказывая ему дорогу, говорил, что нужно подниматься правым путём, однако левая осыпь выглядит значительно легче. Обращаемся к компасу, но и тот, увы, указывает нам на правый трудный путь.
Подкрепившись холодными мясными консервами, пожевав кураги, запивая её водою из опустевшей за время подъёма фляжки, снова пускаемся в путь. Абдул торопит нас, указывая вверх. Там густые облака закрывают от нас перевал. Они спускаются всё ниже и ниже, и это не предвещает ничего хорошего, так как найти путь в этом облачном тумане совсем нелегко. Путь по осыпи очень тяжёл. Камни сползают под тяжестью наших ног; делая шаг, мы снова на полшага скатываемся вниз вместе с приходящими в движение камнями. Иногда камни начинают катиться вниз, увлекая за собой другие, образуя лавину, которая с шумом, сокрушая все на своем пути, скатывается до самого дна ущелья. Опасаясь этих образующихся от наших шагов обвалов, мы идеи не один за другим, а в разных концах осыпи.
Долго поднимаемся мы до скал, однако, там путь становится еще труднее и опаснее. Обломки глыб громоздятся здесь в самом неустойчивом равновесии. Кажется, что стоит лишь опереться на один камень, как он, потеряв равновесие, приведет в движение остальную массу камней. И действительно, не раз, обрушивался этот каменный поток, заставляя нас прижиматься к ещё не разрушенной скале.
Наконец, мы добираемся к расселине в скалах, откуда скатывается наша осыпь. Надежда наша, что она здесь кончается, увы, оказывается напрасной - дальше идёт осыпь ещё более крутая, так что во многих местах нам приходится ползти на четвереньках.
Большое облако наползает на нас, окутывая всё вокруг белым туманом. Начинает накрапывать мелкий дождь. Хотя и облако скрыло наш путь, зато стало не так томительно жарко. Давно уже кончилась вода в нашей фляге и нас мучит жажда. Используя недавно прошедший дождик, ребята высасывают капли воды, скопившейся в круглых листьях каких-то растений, в чашечках цветов или же в углублениях камней.
Абдул-Кадир, идущий налегке (он несёт только тюк с палаткой), намного опережает нас, отыскивал верный путь. После двух часов подъёма по осыпи мы видим, наконец, конец, и, сделав последнее усилие, выходим на более пологий, покрытый альпийским лугом, склон. Здесь, полёживая на траве, ожидает нас наш проводник.
Далеко внизу остались облака и нам открывается ослепительная панорама снежных и скалистых вершин, среди которых поднимается белая голова Декакорт. У её подножия раскинулось, как нам отсюда кажется, почти горизонтальное огромное плато и, глядя на него, мы невольно вспоминаем о лыжах. С двух сторон этого поля спускаются огромные языки ледников, уходящих в глубокие ущелья. Из-под них по узкому ложу, среди осыпей и обломков скал, мчатся бурные белые потоки, делая непроходимыми эти ущелья. В нижней своей части ледники эти покрыты обломками скал. Поверхность их состоит из ряда огромных уступов, похожих на замерзшие водопады. Это так называемые ледопады. Путь по их скользкой поверхности труден и опасен. Опасность пути увеличивается ещё и трещинами, идущими иногда на всю толщину льда, доходящую до ста и более метров. Всё это вместе взятое делает подступы к священной горе непреступными для прохода человека. Необходим большой опыт и хорошее снаряжение альпиниста, чтобы рискнуть проникнуть в это безмолвное царство вечных снегов и покоя. Но и опыт, и хорошее снаряжение не гарантируют смельчаку победы над снежной головой великана, так как коварная Декакорт, с её обвалами, грозами и налетающими внезапно снежными ураганами, бушующими, иногда, по целым неделям, - зорко стережёт своё царство от дерзких пришельцев. Отдыхая, мы не можем всё же помечтать в будущем покорить эту гору.
Отдохнув, начинаем подниматься вновь, подгоняемые мыслью, что путь ещё далек и что перевал надо пройти сегодня. Порой нам кажется, что мы уже достигаем вершины, но нет..., дойдя до намеченного рубежа, с разочарованием убеждаемся, что за выступом поднимается новый бесконечный склон горы. В пути нам попадаются следы туров - горных козлов, следы медведя. Вдруг мимо нас, со скоростью истребителей, проносятся в свисте ветра два фазана. Поднявшись на очередной "мнимый перевал", мы видим снова безрадостный мёртвый, покрытый осыпями склон, а над ним бесконечно высоко - отвесные скалы, кое-где покрытые пятнами снега. Скалы эти стоят грандиозной и непреступной стеной, но Абдул показывает нам одно место, где узкая лента осыпи подходит почти до верха скал. Боясь нового разочарования, мы не хотим верить, что это и есть наш перевал. Снова начинаются осыпи, окружающие нас мёртвой пустыней. Путь становится всё опаснее и труднее. Приходится тщательно обдумывать каждый шаг, чтобы не оступиться, не сдвинуть плохо лежащего камня, а тем самым не начать обвала и не скатиться вместе с ним в пропасть, закрытую облачным морем, из которого мы вышли час тому назад. Абдул нарочно сталкивает с обрыва несколько глыб, и они, делая гигантские (по 20 - 30 метров) прыжки и ударяясь о выступы скал, причём удары эти подобны пушечным выстрелам, разбрызгивая разлетающиеся осколки, скрываются внизу, в облаках.
Нас всё более и более мучает жажда. Вдруг, совершенно явственно, и где-то очень близко, мы слышим журчание ручья, хотя нигде кругом не видно ни капли воды. Ручей журчит под нами, под осыпью, каких-нибудь пол метра отделяет нас от живительной влаги! Увы сколько мы ни копаем, оползающие сверху камни сводят на нет всю нашу работу. Труды наши бессмысленны, и, не смотря на жажду и явное журчание ручья, нам приходится бросить свои раскопки и идти дальше. День начинает клониться к вечеру. Силы наши подходят к концу; всё чаще и чаще приходится нам отдыхать, но там, впереди, белыми пятнами лежит белый снег не хуже магнита. Последние сто метров подъёма даются нам особенно тяжело - отдыхает почти через каждые десять шагов. Проводник первый достигает перевала и спускается к нам вновь, принеся нам кусок льда. Мы грызём лёд зубами, захлёбываясь от жадности... и, собрав последние силы, доползаем до седловины.
О, как можно передать пером чувство путешественника, поднявшегося на высокогорный перевал! Тут и удовлетворение от совершённой невероятно тяжёлой работы, и чувство облегчения, так как спуск кажется легче подъёма, и восхищение величественным видом, открывающимся на обе стороны хребта, тем более, что виды эти часто бывают неожиданными, и одна сторона сильно отличается от другой; и радостное сознание всего организма, что основной труд закончен и предстоит уже гораздо более лёгкий спуск. А, как действует эта величественная, абсолютная, ни с чем не сравнимая тишина! Кажется, что находишься в совершенно другом мире, ничем несвязанным с миром городов, автомобилей... самая мысль об этом кажется абсурдом. Глубоко внизу пухлой ватой лежат облака, купаясь в розовых лучах заходящего солнца, а из облаков, с обеих сторон хребта, поднимаются величественные снеговые горы. Невольно сознание проникается чем-то сказочным и зловещим. Вспоминается Лермонтов, распростерший крылья своего Демона над Кавказскими горами. В звенящей в ушах тишине, как будто слышится шелест невидимых крыльев... Врубелевскими красками горят снега и скалы гор, и кажется, что из первобытного хаоса, прояснившись, проявляются бездонные глаза и запекшиеся губы Врубелевского Демона. Вот где черпал свои силы этот великий художник.
И, вдруг, в непередаваемо торжественной тишине перевала, раздается пение. Это наш проводник, усевшись в стороне, на гребне скалы и сложив рупором руки, выводит однообразную и монотонную мелодию, поворачивая при этом голову на все стороны. И льётся эта песня выше туч и туманов над пустынным каменным морем, разливается во все стороны, разносимая ветром. Видно, песня эта поётся недаром; сам Абдул, когда рассказывал сказку о зурне, говорил нам, что есть песни со скрытым в них смыслом. Для чьих же ушей поётся эта песня сегодня? Слышат ли её товарищи Абдула, спрятавшиеся в какой-нибудь дальней засаде? Или, может быть, слышат бандиты? Или слышат лишь орлы, да горные туры? Но кругом лишь всё то же молчание и никто не отвечает Абдулу.
Как здесь ни прекрасно, задерживаться дольше не стоит: уже и так в висках стучит, голова кружится, острый холод пронизывает тело. Хребет остр как нож. Здесь почти не на чем встать. Мы делаем несколько снимков и готовимся к спуску. Перед спуском делаем ряд отметок.
Абдул Кадир указывает нам наш следующий перевал - Кериго - на пути в Тушетию. Высота его 3600 м, но за ним нам видны и горы, и горизонт - следовательно мы находимся выше. Снежное поле горы Декакорт лежит, в среднем, на нашей высоте, ледники же спускаются значительно ниже, поэтому мы устанавливаем, что высота нашего перевала должна быть около 4000м, тем более что поднимались мы ровно 10 часов. Абдул торопит нас со спуском. С этой стороны, к седловине перевала, тоже подходит грандиозная осыпь, но до самого гребня она не доходит метров на 15-20. Это расстояние надо спускаться, держась за выступы почти отвесной скалы.
Но вот и начало осыпи. Сперва она узкой и крутой полосой лежит в ложбине среди отвесных скал. Мы по очереди делаем несколько прыжков вниз, укрываясь в конце за боковым выступом скалы, так как, после каждого прыжка, из-под ног наших вырывается груда камней и с грохотом несется вниз. Таким способом спускаемся мы ещё на 40-50 метров. Далее осыпь расширяется и становится менее опасной. Перенеся тяжесть тел на альпенштоки, мы начинаем быстро глиссировать вниз, съезжая вместе с осыпающимися камнями. Однако, не смотря на то, что мы почти что бежим, осыпь как будто укорачивается и лежащие внизу облака, нисколько не приближаются. Скорей бы до темноты добраться хотя бы до облаков. Но темнота надвигается, а мы как будто все стоим на месте. Проводник наш, поскользнувшись, роняет палатку, и она, кувыркаясь, всё быстрее и быстрее катится вниз. Он за ней - и скоро оба они скрываются внизу, в наступившей темноте. Нам же приходится отдыхать всё чаще. Ноги наши, уставшие от чрезмерной нагрузки сегодняшнего дня, дрожат, но ночевать здесь - нечего и думать, и мы скользим всё вниз и вниз по осыпающимся острым камням.
Но вот, скалы расступаются, по сторонам осыпи показывается зелень... и о радость! Далеко внизу мы видим огонёк и слышим лай собак. Скоро из темноты вырисовывается очертание овечьего стада и проводник наш, сидящий среди пастухов, махает нам, показывая спасённую каким-то чудом палатку. Пастухи отгоняют своих огромных собак и мы проходим к ветхому навесу. Здесь нас угощают овечьим молоком, которое кажется нам слаще сливок, и лепёшками с сыром.
Откровенно говоря, я рассчитывал ночевать здесь, но проводник и пастухи настаивают, чтобы мы сегодня же дошли до селения, уверяя нас, что оно уже совсем близко. Мы не слишком-то верим, что это так, но покоряемся, и из последних сил, взвалив снова на плечи рюкзаки, двигаемся дальше. С нами же выходит и один из пастухов, взявшийся проводить нас до селения; его белая рубашка поблёскивает в темноте, служа нам ориентиром. Интересно, что пастух, в темноте, идёт босиком, по таким камням, которые нам доставляют боль, даже через ботинки. Вначале мне было очень трудно идти, но постепенно чувство усталости атрофируется и идёшь, машинально передвигая ноги и повторяя движения идущего впереди пастуха; и лишь иногда, предупреждая идущих сзади, - "Осторожно впереди камень" - "Справа пропасть - держись левей" и прочее...
Тропинка стремительно спускается вниз, осыпь кончилась. Идем альпийскими лугами, затем - кустарником. Сучья бьют нас по лицу, руки царапают колючки, но мы не замечаем уже всего этого, идя и идя вперед. Более двух часов идем мы уже после встречи с пастухами, а дорога проваливается всё ниже. Наконец, снизу к нам начинает доноситься шум потока и, спустившись к нему и перейдя на другую сторону, начинаем подниматься на противоположный склон. "Опять перевал!" - вяло шутят ребята. Но вот перед нами внезапно показывается забор, из темноты появляются очертания дома - мы дошли до Чангоя!
После короткого разговора Абдул Кадира с какими-то чеченцами нас помещают в кунацкой чьего-то дома... нам все равно - лишь бы отдохнуть. Ни о какой еде не может быть и речи - пить и спать! Выпив, каждый, литра по два воды, мы расстилаем палатку и войлок, предложенный нам хозяевами, и... через 10 минут уже спим мертвым и непробудным сном, счастливые тем, что выполнили свой план; счастливые тем, что не сломали себе шей на этом опасном пути и тем, что запаслись такими впечатлениями, которых хватит на всю нашу жизнь.
Свободное копирование
