На утро та же картина. То же знойное раскаленное солнце, толпы недоумевающих испуганных людей, уставших от бессонной ночи. Опять чувство голода и еще боле раздражающей жажды. И среди всего этого—исступленный маленький человек, дегенерат, выродок, которому власть вскружила голову.
Мы вошли в толпу разыскивать старых друзей. Вся «Румграница» была на лицо, бодрая несмотря ни на что.
Сегодня облегченье, открыли на время ворота и начали впускать близких. Ропот поднялся от голода, пришлось уступить. С корзинками, с узлами в руках, испуганные, по записям приходили близкие поддержать своих. Их впускали небольшими группами, по очереди выпускали и впускали новых. — У крестьян родные далеко от города: пришлось впустить и торговцев с хлебом.
Второй день голодала толпа. Обычных обедов и сегодня не хватило. Крестьяне лежали, как и вчера, ленивые, голые под стеной.
Это был воскресный день (день свиданий) и остановить волну родных нельзя было.
С детьми на руках у колен приходили они к своим близким, со страхом входя в наш раскаленный двор. Идя, оглядывались, весть о сумасшедшем коменданте, видимо, быстро пролетела, и за воротами об этом знали так же, как мы, внутри.
Свободное копирование
