Разговор наш прерван был приходом его племянника, который приезжал закупать для полку сукна и долго у нас жил и с женою. Все его родные меня очень любили, и я им тем же платила, а особливо этот племянник старался всячески мне угодить. Я старалась быть всегда не одна, чтоб опять не возобновилась у меня с мужем неприятная материя. Прошло недели две, как племянник жену свою отправил наперед в крепость, в которой их полк стоял, а сам на несколько времени остался у нас. В один день мужа моего не было дома, и я сидела одна в своей комнате и в самых горьких размышлениях о моей скорбной жизни, молила Иисуса, Господа моего, чтоб он подал мне силы и крепость к перенесению всего того, что еще мне предстоит. Вдруг отворяются двери и входит его племянник и, увидя меня в слезах, сказал:
- Долго ли вам, милая тетушка, плакать? Будьте веселы; я знаю вашу жизнь и ваше терпение. Пусть он вас не любит, - есть такие люди, которые вас обожают и лучше умеют ценить, но вы не примечаете или не хотите примечать. Вам только стоит сказать слово, то все будет исполнено!
Я никак не могла понять, что он хочет сказать, и просила его, чтоб он яснее говорил. Он начал прямо изъясняться в своей страсти. Я горько заплакала и сказала:
- Господи мой и Боже! Все на меня восстали, - защити меня! Могла ли я ожидать такого бесчестного предложения - и от кого - от того, который видит мое поведение и знает, сколь мне дорога чистота души моей? Почему вы вздумали и осмелились мне сказать, что муж мой меня не любит? Кто вам это сказал? Ежели вы скажете, что из обхождения его со мной это приметили, то вы солжете: его со мной обхождение самое лучшее, которого по наружности больше я и требовать не могу, а во внутренности вы видеть не можете. Но ежели бы и справедлива была ваша догадка, то вам бы осталось только жалеть мня, а не делать мне мерзких предложениев, которые меня чрезвычайно огорчают, а вас делают в глазах моих самым подлым и презрительным человеком, и вы не заслуживаете, чтоб я с вами могла больше говорить. Для меня низко быть с таким человеком, каков ты! Прошу вас мой дом оставить навсегда и сегодня же, а ежели вы не сделаете сего, я объявлю мужу и буду жаловаться на вас губернатору, который как мне отец, то он за дочь свою вступится!
И я насилу могла говорить; рыдания меня задушали, и хотела выйти, но он упал к ногам моим, испрашивая прощения, и сказал:
- Я думать никогда не смел об том, в чем теперь сделался виновным! Меня к этому подвигнул муж твой, уверя меня, что вы сами этого желаете и он согласен на это. Потому-то я и сказал, что он вас не любит!
Я вся затрепетала и не могла даже произнести ни одного слова; наконец насилу собралась с силами и сказала:
- Не думаете ли, что я вам поверю? Это вы говорите в свое оправдание и хотите замарать другого в сем мерзком деле! Мне нечего с вами долго оставаться, я и так много для вас сделала, что могла слушать вас. Прошу вас непременно сегодняшний день отправиться в путь ваш; я теперь иду обедать к моему благодетелю и не войду в мой дом иначе, как узнаю, что вы уехали, но ежели не сделаете сего, - я все обнаружу!
Сказавши сие, я вышла вон и ту минуту пошла к моему отцу и благодетелю. При-шедши, нашла я мужа моего тут. Увидевши его, все члены мои затрепетали, и я насилу могла держаться на ногах. Губернатор, увидя меня бледную, вскочил, посадил, кликнул жену свою, которая мне дала нюхать что-то. Я сказала:
- Не беспокойтесь: я была очень далеко и устала, а больше от жару. Теперь прошло и мне лучше! - И пошла с губернаторшей в ее кабинет, где невольно полились слезы и облегчили сердце стесненное. И губернаторша сочла, что у меня истерика, и мужа моего стеряла, который догадался, что это значит. Немного погодя входит мой благодетель и с горестным лицом спрашивает:
- Какова ты, мой друг? Я вижу, что чему-нибудь надо быть чрезвычайному, но теперь спрашивать не хочу.
Я только просила, чтоб он удержал мужа моего целый день у себя. И так мы пробыли до двенадцати часов: племянник его приходил к губернатору прощаться, и муж мой очень удивился, что он так скоро вздумал ехать. Губернатор сказал на это ему:
- Уж давно бы пора было отправляться, и, кажется, здесь жить незачем! Пришедши мы домой, муж мой чрезвычайно был сердит и ни слова со мной не говорил. Я, помолившись Богу и препоручая себя в его покровительство, легла спать. Вставши поутру, пошла поздороваться с мужем моим. Только я вошла, то он спросил:
- Что это значит - скорый отъезд моего племянника, которого я столько много люблю, и он совершенный друг?
- Ты ошибаешься в его дружбе: он ничуть тебе не друг, а больше враг, и не стоит об нем и говорить!
Он посмотрел на меня очень сердито и спросил:
- Почему, сударыня, вы это изволите говорить и смеете обижать того, в котором я уверен, что он ничего того не сделает, что б служило к его стыду. Чем он тебе не угодил?
- Я от него никогда не требовала угождения, а старалась сама всей твоей родне угождать и делать все то, что только от меня зависело. Правда, есть еще у тебя племянник К.Ф.И., которого я не только люблю, но и почитаю и который входит в мое скорбное положение и советами своими много услаждает горести мои, но он не помыслит делать мне никаких предложений, которые бы меня могли оскорбить: хотя он молод и холост, но правила его честные не допустят ни до чего такого, которое бы могло укорять совесть его. Он не отымет у других спокойствия.
- Да кто ж у тебя отнимает спокойствие и кто тебе делает постыдные предложения?
И, говоря, пристально очень смотрел мне в глаза. Я замолчала, но он требовал самым сердитым голосом, чтоб я говорила, почему я возненавидела уехавшего племянника, которого он хочет звать сюда жить.
- Когда ты заставляешь меня говорить, то знайте же, что я его выгнала и запретила никогда не въезжать ко мне в дом! Он-то самый и делал мне бесчестные предложения и смел еще лгать на тебя, что будто ты его заставил говорить и уверил его в моей к нему непозволенной любви: только стыд будто меня удерживал самой ему это открыть, -то, после всего этого, я вас спрошу: честен ж он и друг ли вам?
Он сказал:
- Что ты так много о себе думаешь? И принцессам объявляют любовь, которые смеют; объявит кто любовь непозволенную, - и такого выслушает!
- То именем только принцесса, то я выше себя считаю таковой и не позволю никому себе говорить того, что касается до чести моей, а паче твоей!
- Не беспокойся, сударыня, о моей чести: я сам умею ее сохранить, а это пустые предрассудки, которые ты называешь честью. Не мешает любить другого тебе, только умным и скромным образом, и я тебе всегда позволял и позволяю, зная и уверен, что в этом нет греха. Тебе натолковано глупыми твоими наставницами, и всяким вздором голова твоя набита; и я ничем не могу сего из тебя истребить и заставить тебя жить, как я хочу. Знай, что племянник мой опять здесь будет и возобновит свои искания!
Я отвечала:
- Племянник твой не в твоей команде, и ты не можешь приказывать ему и назначать, где жить, а я буду просить моего благодетеля, чтоб он его далее удалил от нас, и буду принуждена ему все рассказать, для чего я сие делаю!
Он посмотрел на меня и сказал:
- Тем-то ты плотишь за любовь мою и за дружеское позволение наслаждаться жизнию и всеми утехами?
- Много вас благодарю за любовь и за позволение на самые лучшие дела, по-вашему, но я сама себе не позволяю, и ничто в свете меня принудить не может! Ты говоришь, что глупые мои наставницы меня сей глупости научили, - пусть так! Да поможет мне Господь все их наставления исполнить!
Он вскочил в превеликом сердце и бросился ко мне. Я думала, он хочет ударить меня, но я с места не тронулась, и он только сказал самым зверским голосом:
- Я теперь знаю, что с тобой делать! Будешь жалеть, но поздно! Я горько заплакала и сказала:
- Я вся во власти твоей, - что тебе угодно, то и делай; ты властен над телом моим, но не над душой Бог мой ее соблюдет от нечистоты!
Он ушел, хлопнувши дверью, и уехал в банк. Я пошла в свою комнату, упала перед распятым Иисусом, молила его о помиловании мужа моего, а меня чтоб сохранил от падения и дал мне силы и крепость к перенесению всего того, что против меня муж мой будет предпринимать. В самое это время приходит мой благодетель и находит меня в жестоком волнении и слезах.
- Что тебе, моя милая дочь, сделалось? Какая скорбь тебя угнетает? Открой сердце твое любящему тебя отцу! Ты сама меня назвала сим для меня приятным именем.
Я зарыдала.
- Что я тебе скажу, отец мой? Я гибну, научи меня, что мне делать в моих горестных и тесных обстоятельствах!
И все ему рассказала; он ужаснулся и долго молчал; наконец со слезами сказал:
- Принимай от Господа твоего все сие за опыты, на тебя посланные, будь тверда и постоянна. С помощию Божией все преодолеешь. Ты не согрешишь, ежели не будешь повиноваться воле мужа твоего в таковых случаях, а племянника его никогда здесь не будет, - в этом тебя уверяю. Вот тебе мой самый дружеский совет: молись и проси Отца Небесного! Он уж найдет способы, как тебя избавить, а я только могу сделать, чтоб муж твой чаще был у меня, и, может быть, что-нибудь успею из него сделать. А тебя прошу, моя любезная, быть против него как можно кротче и показывать ему, сколько ты его любишь и стараешься ему угодить. Но не наружностью, а внутренне старайся любить его. Немудрено любить доброго мужа, но ты старайся исполнить закон Христов - люби и твоего мужа и помни, что и он тебе дан от руки Создателя твоего. Судьбы Его неисповедимы, и не нам их испытывать, а наше дело - повиноваться Его велениям и не роптать на Него. Ежели ты скажешь, что жить с ним не можно, то подумай, будет ли твоя участь лучше и будет ж твоя душа спокойнее, ежели ты его оставишь? Одни будут винить его, а другие - тебя, да еще и более тебя обвинят, нежели его. Ты же так молода, да и будешь ли ты тогда спасена от преткновения? Может, самая жестокость мужа твоего делает тебя сильной и добродетельной. Терпи, мой друг, и ежели ты все это превозможешь, то какая тебе будет радость при воспоминании прошедших твоих бедствиев и какую любовь и благодарность ты будешь чувствовать к Спасителю твоему, который спасал тебя, подкреплял, услаждал, давал тебе друзей? Не дар ли драгоценный и теперь Он тебе дал - кротость и терпение и что ты всеми любима искренно? Нет человека, который бы о тебе не говорил доброго! Но ты не возгордись этим: это не твои достоинства, а посланные тебе от Господа, то ты и обращайся к нему беспрестанно с наполненным сердцем любви и благодарности к Нему единому. Не грусти же, моя неоцененная и добрая, не разрывай сердца, любящего тебя, как самую наилюбезнейшую дочь! Я бы был совершенно счастлив и спокоен, если бы твоя жизнь была спокойна. Твое счастие тесно связано с собственным моим счастием и спокойствием. Будь, мой милый друг, спокойна, сколько возможно, а я поговорю с твоим мужем; он не дурак, и как кажется, и сердце должно быть хорошо, но не дано ему направления к добру. Увидим, что будет, и не станем отчаиваться, а ты за него молись и проси ему милости Божией!
Я с горькими слезами сказала ему
- Все буду твои советы и приказания исполнять, неоцененный мой отец и благодетель! Молитесь за вашу несчастную дочь, чтоб она не ослабела в терпении!
Он обнял меня и горько заплакал и ушел, но я осталась гораздо спокойнее. Муж мой тотчас пришел после его и узнал, что был у нас губернатор. Вошедши, спросил:
- Зачем был у тебя губернатор? Или ты за ним посылала?
- Я за ним никогда не посылаю, а он сам, привыкши нас видеть часто, пришел посмотреть и узнать, здоровы ли мы.
- В каком положении он тебя застал? Сказывай и не лги!
- Я никогда тебе нелгалаине намерена лгать. Он меня застал в слезах и в жестокой горести!
- Спрашивал ли он у тебя, отчего ты в слезах?
- Спрашивал!
- Что ты ему на это отвечала?
- Что я несчастлива в моей жизни и желала бы, чтоб скорее прекратилась жизнь моя, нежели жить и мучиться, да и мужа моего мучить, которому бы я хотела доставлять одни радости, а не мученья!
- Что ж он тебе на это сказал?
- Велел терпеть и за тебя молиться!
- И ты правду говоришь?
- Я тебе уж сказала, что ни из чего в мире лгать не буду; остается в твоей воле - верить или не верить!
- Берегись, ежели ты мне не то сказала. Я узнаю от самого твоего благодетеля, на которого ты надеешься. Я сегодня же к нему пойду!
- Изволь идти и спрашивай обо всем!
Он посмотрел на меня и, помолчавши, сказал:
- Я еще тебе повторяю, что ты должна решиться на мои требования, а иначе твоя жизнь не будет спокойна!
Я отвечала, что я решилась: сказала - и не переменю своего слова, что "в этом случае не могу тебе повиноваться, хотя б ты меня всеми муками хотел принуждать, - но не принудишь". Он посмотрел на меня и сказал:
- Посмотрим! Я тебе запрещаю ходить к твоему благодетелю! Сказывайся больной и его к себе не принимай, ни жены его.
- Первому я повинуюсь, но последнее я не знаю, можно ли будет сделать, чтоб не принимать к себе тех, которые нам благодетельствуют. И он твой начальник!
- Это не твое дело мне давать наставления! - И ушел обедать к губернатору и там сказал, что я больна.