10.05.1882 – 31.05.1882 Париж, Париж, Франция
Собрались мы 10-го мая; доклад комиссии был напечатан и роздан гласным; и мое особое мнение с брошюрами из "Земства" также было им роздано. Для лучшего с ними ознакомления положено сперва рассмотреть и решить дела, оставшиеся от очередного собрания, и уже затем приступить к обсуждению доклада комиссии и моего особого мнения по циркуляру министра внутренних дел. Много докладов было утверждено без всяких прений; доклады по Александровской земской семинарии, по пересмотру положения 1874 года о первоначальных школах, даже о выдаче земледельцам ссуд на покупку земли не вызвали особенно горячих и продолжительных прений; все сдерживались и берегли себя для поражения противников при обсуждении доклада комиссии и моего особого мнения по переустройству крестьянских учреждений. Когда наконец дорвались до этого лакомого куска, тогда собрание видимо оживилось. Первым вопросом было постановлено: признает ли собрание удовлетворительными и подлежащими частным преобразованиям существующие присутствия по крестьянским делам? Этот вопрос был решен скоро и почти единогласно в отрицательном смысле. Но затем предложение кн. Волконского и общей комиссии об образовании мелкой земской единицы или всесословной волости возбудил самые ожесточенные прения. Но как предмет этот был уже многократно обсужден прежде, то оказалось возможным в то же заседание поставить его на баллотировку. Результатом письменной баллотировки оказалось отклонение этого предложения 26 голосами против 16. Этим решением был устранен весь доклад комиссии и положено приступить на следующий день к обсуждению моего особого мнения. Первый пункт моего предложения был принят большинством голосов почти без прений, но второй вызвал самые горячие споры - возражениям не было конца. Тогда один гласный очень ловко предложил отсрочить до очередного собрания дальнейшее обсуждение этого дела и избрать комиссию для составления ответов на частные вопросы по преобразованию упомянутых присутствий, ибо ни доклад общей комиссии, ни мое особое мнение таких ответов не предлагали. Почти все гласные с радостью ухватились за это предложение. Прения прекратились, приступили к избранию комиссии; и как я и многие другие гласные отказались быть ее членами, то выбрали пять членов из лиц, не сочувствовавших ни докладу комиссии, ни моему мнению. Затем пригласили губернатора, и собрание было закрыто.
В деревне остался я недолго и поспешил за границу, где находились жена и дочь с детьми. В Москве пробыл только один день и в Берлине тоже, и 29 мая я был уже в Париже. Эта республиканская столица на сей раз не произвела на меня никакого особенного впечатления; но еще более утвердился в мнении, что республика тут не восвояси, а пребывает гостьею. Нет! с такою роскошью и безнравственностью эта форма управления как-то не вяжется. Ездил в Виши, где жена моя пила воды и где я еще никогда не бывал. Там убедился в одном -что французские водолечебные заведения содержатся много хуже немецких. Из Парижа через Кельн и по Рейну я поехал в Эмс для свидания с гр. Лорис-Меликовым. С ним провел я целые сутки и узнал от него очень много весьма интересного. Нашел я его в весьма расстроенном, нервном положении; но он по обыкновению был очень мил и умен. Оттуда я поехал в Вильдбад, куда мне советовали ехать для поправления и укрепления моих нервов. Местность этих вод прелестная; много тут я гулял, наслаждался видами, начал писать новую брошюру; но ванны вскоре оказались для меня непригодными; они не успокоивали, а возбуждали меня; я лишился сна по ночам, а днем чувствовал себя как бы не самим собою. Наконец и тамошний доктор нашел, что для вильдбадских вод я слишком бодр и советовал мне для успокоения моей нервной системы ехать в Шлангенбад, на что я тем охотнее согласился, что знал, что гр. Лорис-Меликов должен был там с семейством провести три недели. Я, однако, не поехал туда прямо, а направился в Париж, где взял свою жену и отвез ее в Эмс. Устроивши ее там, я направился в Шлангенбад, где уже нашел гр. Лориса с семейством. Виды, прогулка, воздух, квартира и обеды - все мне очень нравилось. Ванны производили на меня просто чарующее действие: они меня успокоивали так, что, сидя в них и выходя из них, я чувствовал себя как бы иным - помолодевшим, окрепшим человеком. С гр. Лорисом и его семейством мы ежедневно вместе обедали, иногда гуляли и часто проводили вечера в живой беседе. Чем более узнавал этого человека, тем лучшее производил он на меня впечатление. Многие упрекали Лориса в крайней хитрости и утверждали, что как армянин он чужд русского духа. Зная его коротко, могу положительно сказать, что в нем русского духа более, чем в весьма многих русских и что хотя он провел свою жизнь преимущественно в военной службе, однако в нем замечательны способности государственного человека. В этом я особенно убедился во время кратковременного его управления Министерством внутренних дел; он не был ни легкомыслен и спешен, как его преемник, ни умственно близорук и косен, как преемник его преемника. Великое достоинство Лориса то, что он не страдает довольно общею болезнью наших сановников - всеведением и очень внимательно выслушивает то, что ему говорят, и относится хотя критически, однако уважительно к высказываемому другими.
В Шлангенбаде я окончил свою брошюру. Из Шлангенбада я отправился в Берлин. Тут прожил я целую неделю и напечатал свою книжку. Главная мысль и цель ее была выразить то невыносимое положение, в котором мы тогда находились, и еще раз, и как можно сильнее, указать, что единственное для нас спасение есть созыв общей Земской думы. Я высказывался вполне за самодержавие, против бюрократии и конституции и за прекращение той неизвестности и неопределенности, которые после 1-го мая душили Россию. Один экземпляр этой книжки при всеподданнейшем письме я отправил к государю и по одному экземпляру к гр. Игнатьеву и Коханову. Многим моя книжка очень понравилась, и я получил о ней даже письменно весьма лестные отызы; но не знаю, удостоилась ли она прочтения со стороны императора. Видел многих лиц из Петербурга, но никаких об этом сведений не получил*.
______________________
* Здесь оканчиваются собственно "Записки" Александра Ивановича, но в его "Дневнике" за 1882-1883 год находятся "материалы" для "Записок", которым он не успел дать надлежащей обработки. Эти материалы составляют прямое продолжение "Записок", и потому я помещаю их здесь непосредственно за "Записками" без изменений, в форме "Дневника". (Издательница Ольга Кошелева)
29.01.2015 в 16:52
|