1876 - 1877. Глава 16 - 1

 Зима 1875-1876 года в Москве вообще кое-как протекла: съезжались, сообщали друг другу разные нерадостные слухи, толковали, даже спорили; вести из Боснии и Герцеговины словно оживляли общество; но действительной жизни нигде не было. Наступила весна, и все были рады разъехаться.

Лето с семейством провел я в селе Песочне. Тут и тогда совершался новый перелом в моей жизни. Мне стукнуло 70 лет, до этого времени я энергично занимался своими хозяйственными делами. Прежде я любил даже с увлечением земледелие и вообще сельское хозяйство, винокурением и винною торговлею занимался я также довольно охотно. Но в последние годы эти занятия и хлопоты стали меня тяготить. Вследствие этого я пригласил сына принять на себя под моим наблюдением управление главным имением. Он приехал ко мне в первых числах июня, и мы все лето до 1 сентября вместе занимались хозяйственными распорядками, а после первого сентября с дочерью и ее дочерьми отправился в Крым, где я еще никогда не бывал. Мы пробыли несколько дней в Киеве, посетили лавру, Николаевский мост, церковь Андрея Первозванного и вообще много ходили, ездили, любовались. Тут свиделся я с старым приятелем М.В. Юзефовичем, которого нашел очень подряхлевшим и еще более приверженным к насильственной русификации поляков. Много мы с ним поспорили; у него провел очень приятно вечер, на который он пригласил для меня многих интересных киевлян.

Одесса произвела на меня странное впечатление: город не русский и не иностранный, а просто торговый. Навестил давнего своего знакомого, попечителя учебного округа г. Голубцова, обедал у него и познакомился со многими профессорами - Григоровичем, Дювернуа и др. Посетили мы университет и его музеи; но все это являлось как-то странным, менее учеными и учебными учреждениями, чем какими-то торгово-житейскими заведениями. Объехали мы гавани, много по ним ходили, дивились их оживлению; но без грусти на третий день сели на пароход, отправлявшийся в Севастополь.

Переезд из Одессы в Севастополь был очень удачен: погода была великолепная, никто не страдал морскою болезнью, а я просто блаженствовал и еще раз убедился, что мне следовало быть моряком. Вместе с нами ехал бразильский императоре, человек умный, совершенно простой в обхождении и очень любезный в разговоре. Много мы с ним беседовали. На следующий день в 10 часов утра после 19-часового плавания мы были уже в Севастополе.

Тут провели мы целую неделю и приятно, и грустно. Приятно потому, что посетили Малахов курган, 4-й бастион, французское кладбище, вновь строившийся собор, братское кладбище и пр. Собор обещал быть очень замечательным по своей архитектуре, а братское кладбище было чрезвычайно интересно по памятникам и надписям на могилах падших героев. Были мы также в Инкермане и любовались там пещерами и особенно церковью, вырубленною в горе. Целый день посвятили мы Бахчисараю, Успенскому скиту и Чуфут-Кале. Мы наслаждались и узнавали много нового, крайне интересного. Но вместе с тем Севастополь производил на нас и очень тяжелое, грустное впечатление. После двадцатилетнего замирения Севастополь - великолепнейшая гавань на Черном море, святыня для России в патриотическом отношении - оставался почти в том же виде, в каком он был после ухода врагов; почти три четверти зданий представлялось развалинами; город почти безлюден; на улицах почти никого не встречали; лавчонки пустые - во всем и везде отсутствие жизни и заботы о крае. Замечательно, что чудные доки, переданные, не знаю чего ради, обществу пароходства и торговли, являлись также не живым поприщем компанейской деятельности, а обязательным местопребыванием как бы казенной службы и работы.

В седьмой день нашего пребывания в Севастополе мы решились на следующее утро оттуда отправиться далее. Мы заехали в Георгиевский монастырь и ехали до Байдарских ворот, наслаждавшись только прекрасною погодою и хорошим воздухом. Но грустно было видеть, что чудный край и по почве, и по климату оставался как бы пустынею, в плохо обработанном, почти заброшенном виде: поля кое-как всцарапанные, луга кое-где скошенные и сенные стога, изредка по ним разбросанные. У Байдарских ворот при въезде к прибрежью мы остановились; картина моря и живописного берега нас просто очаровала; несмотря на резкий ветер и даже приближавшийся дождь, долго мы не могли решиться сесть опять в коляску и ехать далее. Наконец мы двинулись вперед и не понукали нашего ямщика, а, напротив того, постоянно его удерживали, ибо на каждом шагу представлялись самые очаровательные виды.

Вся дорога до Ялты - восхитительная. Переночевавши в Мердыне, мы поутру приехали в Ялту, где не без труда нашли для себя пригодную квартиру. Гулянья в самой Ялте не завлекательны; но окрестности ее прелестны. Мы постепенно объехали Ливадию (куда нужно было выхлопотать билет), Орианду, Алупку, Юрзуф, Массандру, Никитинский ботанический сад, Могарач и пр. Природа везде восхитительная; но и искусство кой-где немало сделало. Всего приятнее и дольше мы пробыли в Алупке, где Воронцовы много сделали для украшения местности и кой-что для удобства посетителей. В Ялте очень мало о них заботятся: обеды везде только сносны, прогулки общественные и тесны, и плохо содержимы, книжной лавки ни одной, и газет нельзя было купить, и можно было очень немногие из них прочесть только в клубе, помещавшемся на оконечности города. Вообще в Ялте мало сделано для удовлетворения потребностей приезжей публики, но зато не упускали случаев брать с нее за все втридорога.

Проживши в Ялте около месяца, мы решились оттуда выехать 16-го октября. Испортившаяся погода и слухи, все более и более настоятельные, о приближающейся войне с Турциею заставляли многих, и нас в том числе, ускорить отъезд, который мы прежде назначили на самые последние дни октября. Мы поехали на Алушту, где мы обедали, много гуляли и ночевали. На следующий день мы отправились в Симферополь, где также пробыли день. Дорога и самый город очень интересны и красивы. Оттуда по железной дороге поехали в Харьков и Тулу, где я своротил на Ряжск и к себе в с. Песочню.

В этом году (1876) я не участвовал в заседаниях уездного земского собрания, ибо был в Крыму, но оно было кратковременно (продолжалось только пять дней) и ничего замечательного не сделало.

В декабрьском губернском земском собрании также ничего особенно интересного не произошло. Прения были и продолжительные, и жаркие, но они заключались в ожесточенных нападках на губернскую управу по поводу учительской семинарии и действий по взаимному страхованию. Эти нападки наконец вывели из терпения кн. Волконского и членов управы, и они все заявили, что слагают с себя занимаемые ими должности и просят избрать других на их места. К концу собрания все были до крайности возбуждены и утомлены, а потому положено было собраться чрезвычайно в январе и тогда произвести выборы и порешить некоторые оставшиеся дела. К счастью, съехавшиеся в январе гласные были спокойнее и разумнее; огромным большинством (38 против 9) высказали доверие к управе и просили председателя управы и ее членов остаться в их должностях. Наконец они согласились, и это, хотя на время, упорядочило ход наших земских дел.