10.09.2004 На «Томском Автографе» разгорелся спор по поводу памятника Чехову нашего гения Леонтия Усова. Против были Татьяна Николаевна М-на, Ольга Геннадьевна, еще кое-кто выразился «не знаю даже».
Я привела десять доводов «за»: полагаю, что в общепринятом понятии памятником это не назовешь. Этой скульптурке (в естественный рост, поставленной на тротуаре - прохожий из толпы - и выполненной в виде шаржа) еще и названия нет, как виду пластического искусства и городского ландшафта. Когда этот опус появился – в деревянном варианте в треть человеческого роста из мастерской Леонтия, то возражений он не вызывал. Но выставленный на набережной Томи, увеличенный, из бронзы – некоторые сочли это за «оскорбление великого писателя».
Черту подвел Владимир Соловьев: мол, это не памятник Чехову, а памятник нашему российскому бескультурью в виде того самого пьяного мужика, что лежит в канаве, и не читавшего Каштанку. Вообразить эту скульптуру памятником, что «вознёсся… главою непокорной» (или как Ленина – с протянутой рукой) - немыслимо, но в том виде, что он собою представляет сейчас – необычно, и у меня протеста не вызывает. Ну и что, что Чехов! Думаю, увидь Чехов такое, не обиделся бы, а был доволен. Никакое это не оскорбление, это, может быть, низведение с классического пьедестала. Чехова внедрили в толпу, окружили прохожими. Его (памятник) любят в таком виде, а «с протянутой рукой», может быть, благоговели бы, но любить – навряд ли!
А продолжением была тема ещё одного нашего поэта (тоже безвременного ушедшего) - Владимира Антуха (1959-1995). Я его не знала, слышала фамилию, но стихи – нет. А тут такие крепкие стихи звучали. Умер от воспаления лёгких – вызвали врача при высокой температуре, а у больного не оказалось страхового полиса, в больницу не повезли - 95-ый год.
Он работал «разным рабочим» (как выразился кто-то). Пил, понятно. Был очень углублённым в себя. Сообщение о нём сделал В.П. Желноровский. Похоже, или он в нем не разобрался, или сам себе сделал установку, что трагичность стихов (а поэт – эгоцентрик, сплошное разочарование, ну просто мини-Лермонтов, только в отличие от того, он «скорбит» не о поколении и лишних людях, а только о своей пропадающей жизни), так вот эта трагичность, объясняет Владимир Петрович, от того, что у Антуха был «физический недостаток – с детства не было зубов», т.е. был щербатый рот... Мол, эта «ущербность» ему мешала чувствовать себя полноценным. Ну такая, по-моему, наивная чушь!
Но Боже ж мой, как много в Томске, оказывается, таких вот имён! Конечно, не заострись Ольга на них (вспомнить тех, кого уж нет), я бы навряд ли и имена того же Орлова, Лобанова, Брусьянина, Батурина, Кияшиной узнала. Это что у нас за гиблая среда для поэтов? Уже думаешь – а останься тут Женя? Он же того же поколения…
Вот стихи Владимира Антуха (перекличка с Пастернаком):
***
Мой век жесток. Прекрасен. И несносен.
Но этот сон пусть длится наяву.
По городам разгуливала осень
И осыпала под ноги листву.
Дарила золотым прощальным светом
И догорала в пепельной золе.
И только мы — бродяги и поэты —
Скитались по расхристанной земле.
Ты помнишь затуманенные дали?
И низкие стальные небеса?
По лицам ливни черные хлестали
И заглушали наши голоса.
В грязи тонули кони и повозки.
Нам кочевать и ночевать в пути.
И в преисподню рушились подмостки.
Но нам еще не раз на них взойти.
Нас ждут еще несыгранные роли.
И гулкие чужие города.
Поэзия рождается из боли.
Мне этой болью мучиться всегда.
Свободное копирование
