Полонский. Дневник - 61

10/IX, 31. Заходил Артем. Оправился после смерти сына. Пишет. Дал новую главу из «России, кровью умытой». Рассказывает о своей работе, о том, как «давит» его материал. Он бродяжил по станицам, собирал (с мандатом из «центра») станичников, участвовавших в боях, — и по часам просиживал с каждым, слушая их рассказы, записывая эпизоды, отдельные фразы, выражения, словечки. Кроме того, что он извлек из печатных и рукописных источников, — эти опросы дали ему горы «сырья». Он и обрабатывает его. Иногда, говорит, какая-нибудь удачная фраза, — ну, живая, какой не встретишь, — ее надо вставить, — вот, бьюсь, придумывая сцену, или диалог, или что-нибудь. Но вот, пишу, пишу, а «материал» не уменьшается.

Пришел он за советом. Написал бумагу Сталину, в которой заявляет, что берется написать роман, какого еще не знает история человечества, что этот роман будет вечен, что читать его будут все люди без различия возраста, пола, нации, расы, что напишет он его в три года, но что ему для этого нужны два секретаря, инженеры-консультанты, мандаты на право посещений заводов, предприятий, заседаний хозяйственных и государственных учреждений и деньги на прожитие и другие расходы. Что же это будет за роман? Это будет роман, который должен дать как бы разрез в один день или в один час жизни во всем мире: например — субботник на Магнитострое, биржа в Берлине, заседание в ВСНХ, демонстрация в Гамбурге, утро банкира в Париже, любовная ночь в гостинице, базар в Багдаде, заседание КИМа, лекция в вузе, работа ударной бригады на заводе — и т. д. и т. п. Показать весь мир, людей всех наций, всех сословий, все их страсти, помыслы, дела. Это не будет роман, но как бы собрание отдельных вещей, их можно тасовать, переставлять, когда устареет одна, ее можно заменить другой, если умрет автор — этот «роман» могут продолжать другие. Словом, это и будет та «вечная» книга, которую он хочет написать.

Спрашивает: подавать заявление? Я отсоветовал: такой книги он не напишет, а главное, не сумеет убедить, что государство должно ему отпустить средства на такую книгу; кроме того, в этом плане есть элемент самонадеянности, утопизма, некоторой хлестаковщины: его план, если сделается достоянием гласности, будет подвергнут осмеянию: он напоминает некоторые юношеские затеи Гоголя — написать «Историю Малороссии». В плане действительно есть странная для Артема какая-то хлестаковщина. Он говорит о своем таланте, что он «может», что описать «навсегда» жизнь всего мира — ему ничего не стоит и т. д. Кажется, я его убедил.