Вопросы жизни - 175

Между тем, каждый мало-мальски образованный человек очень хорошо понимает, что самодержавная власть в России постоянно ограничивается в ее наиболее благотворных проявлениях множеством различных и, главное, неопределенных условий так, что, пока самодержавная воля монарха дойдет до той цели, куда она была преимущественно направлена с высоты трона, влияние и действия ее оказываются не только ограниченными, но даже совершенно измененными. Да сверх того каждый закон, диктуемый самодержавной властью, получает свой raison d'etre из других источников, не всегда доставляющих чистую воду.

Правда, самодержавный монарх может по — своему благоусмотрению менять своих представителей, министров и наместников, но и сам должен более или менее подчиняться их влиянию и их намерениям, нередко вовсе несоответствующим намерениям и воле монарха; а пока это несоответствие успеет обнаружиться проходят иногда годы и целая жизнь одного поколения.

Не помню, кто — то из французских публицистов сравнивал министров и сановников Наполеона III с разными столярными инструментами: пилою, топором, долотом и проч., которыми по произволу и по надобности могла располагать искусная рука императора. Но на деле это не так бывает. Автократизм поручает не инструменту, а руке, владеющей тем или другим орудием; действие же этой руки и воля, управляющая ее действиями, не составляют одно и то же целое с автократическою волею.

Если же на свете не существует ни безгранично добрая, ни безгранично злая воля и власть, и понятие о безграничии самодержавной власти есть только относительное и более формальное, то почему же представительная система правления несовместима с самодержавием? Слова, слова, связанные с неясным и неправильным представлением сути дела, строят и несуществующие препятствия.

Представительство, в сущности, не только не ослабляет, но еще укрепляет самодержавную власть, сообщая проявлениям ее большую целесообразность и, так сказать, проницательность; ограничивает же оно власть не более, как и всякий закон, издаваемый самою же властью. Конечно, представительство, учреждаемое с единственною целью ограничения верховной власти, может ее не только ослабить, но и сделать ничтожною и поддельною. Но никто из честных и благоразумных патриотов не пожелает России ни такого представительства, ни такой власти. Мы — не французы и французское le roi regne, mais ne gouverne pas[1] — не для нас писано. Нам необходимо, чтобы верховная власть у нас была сильною и неограниченно доброю и именно для этого ей и надо иметь твердую и надежную опору в общественном представительстве. Ведь финское представительство сбоку столицы империи не ослабляет же, а укрепляет власть всероссийского императора на границах Швеции; да и новое славянское представительство, им же самим учрежденное, верно, также не ослабило бы его власть, если бы Болгария осталась и за Россиею, после войны 1878 года.