29 [августа]. Пришел Василий Купцов. Он сегодня вернулся из Москвы. Моих работ выставлено 3, как шел слух, как сказал Жибинов: «Портрет Глебовой» (моей сестры Дуни), «Формула пролетариата», «Живая голова».
Нa вопрос у администрации выставки, «почему у Филонова, лучшего художника и в советском искусстве, и во всем мире вы приняли лишь 3 вещи из 16—18 им присланных», ему ответили: «Пo распоряжению т. Бубнова. Пусть и за это будет благодарен». Когда один из экскурсоводов стал лживо пояснять мои вещи как образец классово отрицательного, враждебного пролетариату творчества, Купцов стал тут же, в присутствии слушателей, обвинять его в черносотенстве и шулерстве. Купцов начал со слов: «Вы лжете, вы клевещете на лучшего пролетарского мастера»,— и кончил словами: «Вы хамите! Я не желаю с вами говорить».
По окончании лекции экскурсовод, подойдя к Купцову, стал звать его в канцелярию для объяснений. Купцов ответил, что в канцелярию ему идти незачем и объясняться дальше он не намерен; ему ясно, с кем он имеет дело. Оставшись один, Купцов, чувствуя, что ему предстоит скандал или попросту провокация, как с нами бывало десятки раз, ушел с выставки. Но по дороге он опустил в ящики для отзывов посетителей о выставке несколько записок в разъяснение моих работ и нашей школы. На другой день с 9 утра до 4 ч. он написал еще две записки и также опустил их в ящики отзывов. В них помимо пояснения моей значимости сказано: «Филонов должен сделать перед ЦКП доклад о своей школе». «Москва должна сделать выставку работ Филонова». Также в одной из них, сейчас же после слов Бубнова, где тот говорит, в каких необычайно хороших условиях работает сейчас советский художник, Купцов, вскрывая их смысл, спрашивает: «За что же идет травля на Филонова?»
В Москве Купцов заходил к Татлину. Заведя разговор обо мне, он спросил его: «Почему в каталоге помечено пять вещей Филонова, а висят три?» Татлин ответил, что эта подлость сделана Малевичем, который уговорил кого-то из выставочного комитета снять две работы Филонова, чтобы занять освободившееся место на стене под свои картины,
Затем Купцов зашел к ленинградскому скульптору Козлову — он очень хорошо живет в Москве «на всем готовом» и делает портрет т. Ворошилова и его секретаря. Купцов просил Козлова передать Ворошилову письмо, где он просит устроить доклад Филонова в Москве.
Козлов отказался быть почтальоном т. Купцова, прибавив, что к Филонову он относится отрицательно.
Трофимов — представитель Реввоенсовета по заказам на картины — заявил Купцову, что в колхозы, куда сейчас посылается ряд художников, Купцова не пошлют. Купцов ответил: «Не посылайте, коли хотите иметь дело не с честными, лучшими мастерами, а с халтурщиками-шкурниками типа Неймарка — Грабаря».
Одна из записок Купцова обо мне, опущенных на выставке, имеет заголовок: «Москва, не хами!»
Свободное копирование
