1 августа. Дал постановку Двоскину.
8 августа. Глебова была в «Академии» и принесла оттуда письмо на мое имя из Москвы:
«Изд[ательст]во »Академия".
Художественному редактору и руководителю работ по иллюстрации книги «Калевала» Филонову.
На Ваше письмо от 18 июля с. г. сообщаем Вам, что все доводы, приводимые Вами в этом письме, были сообщены нами графическому бюро издательства «Академия», тем не менее, к сожалению, комиссия осталась при первоначальном своем мнении, о чем и сообщаем Вам для сведения.
Секретарь произв[одственного] сектора — Савари«.
Это является ответом на мой протест против изъятия форзацев, посланный в Москву завед[ующему] производств[енным] сектором Богомильскому:
«Уважаемый товарищ!
Заведующий Лен. отд. изд-ва «Академия» сказал нам, что четыре форзаца нашей работы для «Калевалы» отведены Москвой.
Почему и кем они отведены, он не объяснял, заметив, что мы можем выяснить этот вопрос, обратившись к Вам.
Т.к. уже более года прошло, как эти форзацы были всесторонне обсуждены и приняты Московским изд-вом «Академия», откуда, как нам передавали, мы имели за них благодарность, и для них сделаны клише, которые долго выверялись и прорабатывались, — то изъятие этих ценнейших по своим художественным качествам и тематике рисунков вызывает недоумение. Это совершенно неправильно, и мы протестуем против этого.
Работы для «Калевалы» делались нами и утверждались в Москве и в Ленинграде при сопоставлении их со всеми известными финскими и русскими иллюстрациями «Калевалы», и изъятие форзацев определенно ослабляет художественную сторону книги.
Форзацы выявляют ряды данных по этнографии, быту, фауне и т.д. как условия и обстановку, в которых слагались песни «Калевалы», и этим углубляют и определяют понятие поэмы в целом.
Считая отвод форзацев вредным для «Калевалы» недоразумением, мы просим Вас ходатайствовать об отмене отвода и пустить форзацы в печать, как было постановлено у Вас в Москве, где каждый рисунок очень долго выверялся, прежде чем был принят.
Кроме того, должен довести до Вашего сведения, что цвета отпечатанных пробных экземпляров переплета «Калевалы» являются отступлением от оригинала. Это вульгаризирует переплет и лишает его простоты, благородства и силы содержания, присущих нашему рисунку переплета.
Мы просим Вас распорядиться, чтобы цвет и сила цвета в печати были такие же, как у нас на рисунке переплета.
Мы обращаем Ваше внимание на то, что неправильно подобранные цвета и силовые отношения цветов превращают переплет в какую-то вычурную азиатчину, как дамасская сталь, а в «Калевале» мы имеем дело с северо-западом Европы в сложнейших национальных взаимовлияниях, на что и рассчитан наш рисунок переплета.
По поручению товарищей, делавших рисунки для «Калевалы», — художественный редактор и руководитель этих работ Филонов.
18 июля 1933 г.
Ленинград 22, ул. Литераторов, д. 19".
Ответ путаный и уклончивый, как все, что делают изо-головотяпы «Академии»: о нашем письме «было сообщено нами графическому бюро», «к сожалению, комиссия осталась при первоначальном своем мнении». Что же это за «комиссия»? Из каких идиотов она состоит? А где же Бюро? 8 же августа Борцова принесла почти совершенно готовый рисунок иллюстрации. Насколько я жалел об ее первом пропавшем в «Академии» рисунке, настолько я рад ее второму. Он сильно поддержит «Калевалу» по нашей линии, куда били люди, отводившие форзацы. [Зачеркнуто: завтра-послезавтра она его сдаст в издательство. Тут же у меня, у окошка, ей пришлось его немного довести.] 8 же августа приходила дочь моего бывшего товарища Луппиана, Муза Луппиан. Она пришла проститься — едет в Алма-Ату как научный сотрудник.