28 [июня]. Порет приносила оттиски рисунков «Калевалы». Надо дать название каждой из крупных иллюстраций. Рисунок одной из них, сделанный Борцовой, редакция утеряла; клише с него нет. Порет говорила, что последнее время Добычина при каждой встрече звала ее и Глебову к себе в гости. На днях, увидев их на улице, она затащила их к себе.
Когда они пришли в ее квартиру, Добычина сейчас же вызвала по телефону какого-то армянского искусствоведа. С его приходом Добычина, переведя разговор на нашу школу, сказала: «О Филонове нечего говорить: его искусство — это, вообще, знаете, мистика, а его ученикам место на Соловках!»
Порет ответила: «Позвольте! Вы не имеете права так говорить! Вы знаете, что мы с Глебовой тоже работаем с Филоновым. На что намекаете вы, говоря о мистике и Соловках, — это ложь!»
«А разве Эрбштейн и Гершов не сидели там?»
«Эрбштейн работал самостоятельно и у Филонова никогда не учился — даже не знаком с ним, а Гершова Филонов удалил из коллектива как дезорганизатора еще в 1927—28 гг. на работе в Доме печати. Весь наш коллектив был тогда единогласно за исключение Гершова. Деньги за работу он получал, учеником и мастером считался, а работу не вел».
Оттолкнувшись от этого, они часа 3 вели разговор о нашей школе.
Тут же на стене висела картина Авласа — пейзаж.
Порет заметила: «Вы Филонова травите, его школу травите, а работы Авласа приобретаете — ведь Филонов научил Авласа работать. Он — его ученик, как вам известно».
Затем, в следующие дни армянский искусствовед и Добычина несколько раз звонили Порет: Добычина хотела видеть работы Порет и Глебовой.
Я сказал Порет, что Добычина — человек «темный» и в настоящем, и в прошлом — паразит искусства и художников. Много денег заработала она на этом деле. Связи она имеет большие. Слов на ветер не говорит — все ее разговоры оплачивались; разговорами она кормится. Авлас говорил мне еще в 1925—27 гг., что она всеми силами уговаривает его порвать со мною и одновременно просит продать или подарить ей его работы, сделанные по нашему методу.
Свободное копирование
