25 [июня]. Приходил Миша. Он сказал, что Борис Гурвич в горкоме передавал ему, что Шванг в Батуме арестован, кажется за попытку перейти границу. Жену Шванга и мать уже вызывали в милицию.
Когда 1 апреля Шванг приходил ко мне, он говорил, что едет в Батум. Я спросил его, на кого он покидает свою жену и ребенка. Он ответил, что оставляет ей месячный заработок и, коли в Батуме найдет заработок, выпишет ее к себе.
Я с первых же слов разговора спросил его, являются ли его религиозные убеждения причиной его разрыва с нами? Он ответил, что действительно теперь уверен, что Бог существует, и религия ему дает все, а наука бессильна в сравнении с нею. Он сказал, что видел Бога и снова может увидеть его.
Я опять прямо спросил его, не является ли та женщина их Психо-Технического института, приходившая в Дом печати на мои лекции, причиною того, что он порвал со мною, с моею идеологией, уничтожил все свои работы, сделанные за его бытие с нами, и стал религиозным?
Он уклончиво, но коротко ответил, что женщина не может иметь на него влияния. На мои слова — если дальше идти по той дороге, на которую он стал, непременно будешь в контакте с белогвардейцами и последняя гадина будет водить его за нос, — он ответил следующее: «Вовсе не обязательно, что мистик — непременно белогвардеец. Ваши работы потому так и дороги мне, что я вижу в них мистический момент, а вы вовсе не белогвардеец». На это я возразил: «Такой сволочи в моих работах нет и не будет — мы выводим мистику и мистиков из искусства, где они так сильны, в особенности в педагогике, что до сих пор водят партию за нос».
Уходя, он сказал: «Вы мне очень, очень дороги».