Autoren

1427
 

Aufzeichnungen

194052
Registrierung Passwort vergessen?
Memuarist » Members » Pavel_Fylonov » 1930 - 5

1930 - 5

26.08.1930
Ленинград (С.-Петербург), Ленинградская, Россия

Письмо С.В.Ганкевич[а] коллективу Мастер[ов] аналит[ического] ис[кусства]

26.VIII.[1]930

Посылая вам мое заявление о выходе из кол[лектива] МАИ и присоединении к группе меньшинства, я хочу в этом письме более подробно изложить вам свое мнение как относительно самого раскола, так и о причинах, побудивших меня поступить так, а не иначе.

Я, как вам известно, не присутствовал лично при всех перипетиях этого дела, а также совершенно незнаком с т. Капитановой, из-за которой, как говорится, загорелся весь сыр-бор. Но я со всем своим терпением и вниманием и еще большим удивлением выслушал сначала весьма поверхностные, отрывистые «сообщения» одного из товарищей, членов вашего коллектива (фамилию его, если нужно будет, назову), сплошь переполненные невозможным бахвальством («мы», мол, «уже переплюнули Филонова»!), издевательством («выжил старикашка из ума со своим мировым расцветом») и обвинениями в контрреволюции т. Капитановой, а заодно с ней и т. Филонова («мы будем с ними бороться!»), выслушал и гораздо более сдержанные и вполне толковые разъяснения сути всего раскола т.Гурвича[1], долго думал над этими последними и только перед самым отъездом из Ленинграда решил сходить к т. Филонову (как совершенно справедливо советовал мне т. Гурвич) для того, чтобы, выслушав и другую сторону — сторону обвиняемых, прийти к одному определенному решению.

Должен сказать, что, еще не будучи у т. Филонова, но выслушав довольно противоречивые сообщения обоих товарищей о расколе, я был глубоко поражен совершившимся фактом, которого никак не мог оправдать.

Мне совершенно непонятно, каким образом целая группа взрослых людей, объединенных одной идеологией искусства, члены одного коллектива, работающие под руководством одного мастера, в конце концов оказались какими-то детьми, не сумевшими понять его целиком. Ведь Филонов как основатель и идеолог был и остался до конца самим собой. Ведь никто не осмелится причислить его к числу лиц, в 15 минут меняющих свои убеждения! Он учил вас пять лет, затрачивая на это массу энергии и труда. Сделал из вас то, чем вы являетесь теперь, т.е. дал вам в руки средства и научил владеть ими, с наибольшей силой и возможностью развивать свою личность и указал путь безграничного совершенствования. И все-таки, несмотря на это, вы отказались его понять.

Это не случайность, что такой (по-видимому) тесно спаянный коллектив, сумевший благодаря своей энергии и энергии мастера-руководителя в невероятно тяжелых условиях работы выработать свое особое, необыкновенно четкое, определенное лицо, при своей легализации вдруг распался.

Несомненно, что одной из причин этого раскола является сегодняшний момент, момент обострения классовой борьбы на фронте искусства, классовой дифференциации и ликвидации многих буржуазных художественных группировок.

Новый легализированный коллектив, дорожа своим завоеванным правом, убоялся при своей организации принять революционные положения т. Филонова, опасаясь, как бы за это ему не нагорело, как бы кто не посчитал его, не разобрав, в чем дело, за контрреволюционный, как бы его не ликвидировали, и трусливо пожертвовал своим вождем и немногими оставшимися с ним товарищами, только бы быть вне всяких подозрений, забывая о том, что он коллектив революционного искусства, принципы организации которого могут весьма существенно отличаться от принципов построения всякого другого теченческого общества.

Говоря попросту, здесь сыграл свою подлую роль исключительно шкурный вопрос.

Я понимаю, целиком и полностью разделяю и горячо приветствую «святое» желание каждого честного члена коллектива выйти на открытую, более широкую дорогу служения пролетариату, но жестоко осуждаю тот путь, которым вы стремитесь этого достигнуть.

Этот путь для меня неприемлем. Вы легко пошли по проторенной дорожке, боясь обвинений враждебного лагеря, становясь на путь хвостизма.

Согласитесь сами, что такой поступок, мягко выражаясь, «не заслуживает никакого уважения»!

Т[овари]щ Филонов представил мне ясную картину всего произошедшего, со всеми по пунктам обвинениями, предъявляемыми вами т.Капитановой, в которых я, при всей моей настроенности против нее, как послужившей косвенной причиной раскола коллектива, к которому принадлежал и я, не увидел ничего такого, за что, собственно, следовало бы исключить ее из коллектива.

В данном случае вы совершили громадную несправедливость и оскорбили одного из своих товарищей.

Это не преступление, что т. Капитанова обладает способностью с исключительной остротой подмечать и выявлять отрицательные явления нашей действительности.

В отношении же ее слов, сказанных на выставке на замечание одного из посетителей по адресу ее работы, она сама признает, что не была достаточно выдержанна, т.к. не учла, что говорит с человеком другого лагеря, который легко может перетолковать ее ответ в противную сторону, что, как это ни странно, случилось и со всеми вами.

То же и относительно разговора в трамвае. Ведь подобные нападки (вспомните! — неужели вы забыли?) приходилось переносить и вам за «Чубаров переулок»[2] и другие вещи, в которых, по выражению присяжного критика, вы выражали свое «патологическое глумление над человеком»[3].

Ведь это же не ново для нас!

Ведь мы это уже слышали!

Вы должны это помнить!

Почему же теперь и вы стали на сторону улюлюкающих?

Вопрос о Капитановой уперся в вопрос организации коллектива. Кого следует принимать в члены коллектива.

И здесь правда и логика остались на стороне т. Филонова и меньшинства. Они правы, когда говорят, что надо принимать всех приходящих, с тем чтобы путем работы заставить их перевоспитать себя, перевариться в идеологии искусства коллектива и научить их делать вещи, нужные пролетариату и революции искусства. Надо иметь в себе силу верить и сделать это.

Ведь вспомните, когда вы сами приходили к т. Филонову, делал ли он какие-нибудь различия между вами? Спрашивал ли он, «кто из вас эллин и кто иудей»?[4] Нет! Потому что твердо был уверен, что научит всех вас делать единственно то, что нужно. Так ли это было?.. Ведь вы не протестовали против этого тогда, потому что тогда не существовало шкурного вопроса. Ведь вы сами, наверное более чем на половину, выходцы из буржуазной и мелкобуржуазной среды. И что же? Разве вы делали вредные, ненужные, плохие вещи?..

Т[овари]щ Филонов прав и в том, что даже контрреволюционные вещи в известной степени могут быть нужны пролетариату. (Это прекрасно учло и наше правительство. Вспомните статьи черносотенца Шульгина[5], печатавшиеся в наших «Известиях»!) Они могут быть нужны как полное раскрытие их буржуазной сущности, как раскрытые карты шулера.

Это уже другой вопрос, где, как и когда ими действовать.

Надо иметь мужество и силу работать не за страх, а за совесть, перенося всю травлю вплоть до гонения, но не поступаться ни одним из принципов и только этим путем, путем борьбы, а не уступок, выйти на дорогу настоящих строителей социализма!

Наконец, для меня совершенно неясно еще следующее: вы все работали как коллектив МАИ школы Филонова, только сделанными под руководством т. Филонова вещами вы добились наконец права на официальное признание в виде легализации общества.

Теперь вы не можете более считаться МАИ школы Филонова. Вы утратили на это право! Оставаясь логичными, вы должны отрицать теперь ваши прежние работы, как свои старые ошибки. Вы не можете ими действовать как и где бы то ни было. Вы должны их уничтожить! Боюсь, что для этого не хватит у вас мужества! Наконец, вы не по праву пользуетесь легализацией как заслуженной еще школой Филонова.

Т[овари]щ Филонов и группа меньшинства остались на прежней, неизменной и единственно правильной позиции МАИ школы Филонова, не боясь никаких нападков, а вы изменили ее положения, приспособили наиболее удобным для себя в данный момент образом, стараясь подогнать организацию и свою работу под общий уровень лжепролетарского искусства. И это вы называете быть современным?

Неужели вы думаете, что вы большие революционеры и коммунисты, чем т. Филонов? Или, может быть, теперь вы все, как некоторые из вас (так недавно видевшие современность и коммунизм даже в его абстрактных вещах), совсем отрицаете коммунизм т. Филонова и революционность и современность его искусства, считая т.Филонова, как Эссен[6] и прочие с ним, за вредного мастера упадочного искусства разлагающейся буржуазии, с которым необходимо бороться? Все может быть!

Кто вас теперь поймет!

Никто не отрицает права каждого члена коллектива иметь свое мнение в вопросе организации коллектива и во всяком другом случае. Я считаю, что уверенность в себе (но не заносчивость!) — вещь весьма почтенная, но не тогда, когда она покоится на безопасности своей позиции, не тогда, когда вы идете в сторону наименьшего сопротивления, не считаясь с мнением мастера, своего руководителя, основателя и идеолога революционного движения в искусстве, выработавшего свои убеждения в жесточайшей и непримиримейшей 25-летней борьбе на фронте искусства.

Обидно за т. Филонова, который так много работал над коллективом, развивая каждого из вас как личность и как мастера, который много дал революции искусства и еще много мог бы дать вам, еще не окрепшим в борьбе.

Я не собираюсь петь хвалебные панегирики т. Филонову — и я, и вы хорошо знаем, что он в них никогда не нуждался и не нуждается, но я не могу не высказать вам здесь моего глубокого уважения его мужеству, стойкости и силе — качествам, которых так не хватает теперь вам.

Т[овари]щ Филонов пожертвовал всей своей работой, которую в течение 5 лет вел в коллективе, так энергично продолжавшем и укреплявшем дело революции и пролетаризации искусства, но ни на одну йоту не изменил своим убеждениям, оставаясь твердым и несокрушимым, как настоящий революционер и борец.

Сергей Ганкевич

 



[1] Гурвич Борис Исаакович (1905—1985) — живописец, график, художник театра. Учился в Петроградских художественно-промышленных мастерских (1919—1920) у А.Р.Эберлинга и в АХ (1921—1926) у М.В.Добужинского и К.С.Петрова-Водкина. В 1923 г. познакомился с Филоновым, в 1924 г. вошел в складывающийся коллектив МАИ и вскоре стал одним из ведущих членов «ядра» школы, ее «идеологом». До 1930 г. участвовал во всех выступлениях группы. Явился, по воспоминаниям очевидцев, одним из инициаторов раскола МАИ, в результате которого вышел из коллектива [21, с. 116, 122]. Уйдя от Филонова, работал в горкоме художников, был оформителем музейных и выставочных интерьеров, в частности павильона СССР на Международной выставке в Париже (1937). С 1938 г. преимущественно был художником-оформителем в театрах Ленинграда, Москвы, Киева, Донецка [278, л. 25], продолжая заниматься и станковой живописью.

[2] Название панно, выполненного К.В.Вахрамеевым и Е.Н.Борцовой [356, л. 31] к выставке коллектива МАИ в Доме печати. Темой для панно послужило нашумевшее в 1920-х гг. дело о групповом изнасиловании в Чубаровом переулке (с 1935 г. — Транспортный) в Ленинграде. Воспоминания одного из учеников Филонова — О.В.Покровского — о «чубаровском деле» и об экспонировании панно дают некоторое представление о композиции произведения, дальнейшая судьба которого неизвестна: «Не боялись выставлять картины самого страшного содержания. Касались кистью самых темных язв. Всем вспомнился холст Вахрамеева »Чубаровщина" <...> Белое платье жертвы и черные силуэты преступников. Дамы в мехах, посещавшие выставку, холеные дамы нэпа бледнели, закрывали лицо руками, видя эту жуткую картину" [233, л. 68—69].

[3] Вероятно, Ганкевич имеет в виду один из многочисленных откликов прессы на выставку коллектива МАИ в Доме печати — статью Э.Г. (Э.Ф.Голлербах) «Школа Филонова (Выставка в Доме печати)», опубликованную в веч. вып. «Красной газеты», где присутствует следующая оценка работ филоновцев: «Общественно-политический гротеск с уклоном в патологическую анатомию — вот наиболее точное определение того, что выставила в Доме печати школа Филонова» [126, л. 5].

[4] Ганкевич цитирует по памяти строки Нового Завета: «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал., 3, 28).

[5] Шульгин Василий Витальевич (1878—1976) — политический деятель, монархист, один из лидеров четвертой Государственной думы; журналист.

[6] Эссен Эдуард Эдуардович (1879—1931) — ректор АХ (1925—1929). В начале 1927 г. правление АХ обратилось с ходатайством в Главпрофобр о преобразовании института с четырехфакультетной структурой в однофакультетный вуз с четырьмя отделениями. Однако такая структура просуществовала лишь около года. Комиссия Главпрофобра при НКП, обследовавшая работу в АХ (март — ноябрь 1928), отметила, что система «парадоксального однофакультетного вуза не оправдала себя, уничтожила самобытность факультетов, подавляя их живое творчество». В результате решением коллегии НКП Эссен был снят с должности [200; 202, л. 12, 13].

08.08.2016 в 11:56


Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Rechtliche Information
Bedingungen für die Verbreitung von Reklame