27 октября.
Ночь. Тишина. Затихает гул Москвы. Пора спать, но передо мной Горький – «Дед Архип и Ленька». Прочла полстраницы и схватилась за дневник. Так живо, так ясно представилась картина – дед и Ленька на берегу Кубани. И тут же свое — в пышной зелени берега Волги у Хвалынска, белые песчаные отмели... Никогда, может быть, я не увижу этой чудной реки, и никогда не забудутся наши маленькие, но милые, простые и чудесные приключения...
Я, Леля, папа и художник Коля вышли на лодке в большое «кругосветное» (вокруг острова) плаванье. На песчаной косе заночевали. Пылал костер. Огненные блики плясали на волнах. Волга, огромная, могучая, несла свои воды к далекому морю. Из-за поворота появился пароход, сверкающий огнями, шумно вспахал Волгу и исчез вдали. Только в воздухе нежным дыханием ветерка разносило над Волгой какую-то печальную музыкальную фразу и песенную грусть... И папа тихо запел:
Выдь на Волгу: чей стон раздается
Над великою русской рекой?
Этот стон у нас песней зовется –
То бурлаки идут бечевой...
И был изумительный рассвет, когда по могучей груди Волги вспыхивали и гасли алые огни... Нам тогда пришлось немало потрудиться, но только Коля не брался ни за весло, ни за шест. И папа шепнул мне: «Коля – барич, боится ручки натрудить...»
Вспоминаю еще, как мы втроем – папа, я и Леля – тащили нашу лодку против течения. Дул сильный, как говорят здесь «верховой», ветер. Грести против течения и ветра было невозможно, и пришлось тянуть лодку бечевой. Поминутно проваливаясь в ямы, вся мокрая, продрогшая, иду берегом. Потом меня сменяет папа и тоже тянет лодку до тех пор, пока во мне совесть не заговорит: он ведь первый не скажет... Частенько папа таскал нас на рыбалку. Мы брали с собой удочки, хлеба, картошки и уходили далеко-далеко. Разводили костер. Но картошку печь нам папа не доверял – он сам производил это священнодействие: с серьезным видом разгребал золу и укладывал картошку... А наши вылазки в сады, леса, а шесть дней на лодке по Волге – триста километров! Не забыть никогда этих двух лет на Волге... и отца...
Но вернусь к деду Архипу и Леньке...