5 сентября.
Думала начать с сегодняшнего дня, но потом решила: надо рассказать о всех трех месяцах. Они – крутой перелом в моей жизни.
Сдала экзамены я более, чем удачно, – только по алгебре «хорошо», а по всем остальным «отлично». И вот экзамены сданы, а мы сидим. Папа писал, что приедет прямо в Хвалынск, а никаких известий от него нет. Посидела я, поскучала и решила ехать в лагерь. Райком назначил даже жалованье. Простились с Гришей на лето, как прощаются любящие друг друга люди.
Обстановка в лагере с первых же дней ошеломила меня. Работа оказалась адски трудной. Ребята – народ капризный, и для работы с ними надо нервы иметь воловьи. На первых порах я даже плакала. И не только мне было тяжело. Тяжело было и Коле. Общая работа, общие горести и печали сблизили нас и сделали друзьями. Он сначала был в хороших отношениях с Ахметовым и Шульгиным, но потом поругался с ними. Я сказала ему: «Помни, Коля, что здесь у тебя среди ребят, даже среди комсомольцев, нет и не может быть друзей. И помни: только я тебе буду лучшей опорой в трудную минуту».
Мы были одиноки среди неорганизованной, недисциплинированной массы ребят. Начальник – тряпка и тюля, его помощница Валя тоже мало что делала.
А комсомольцы Ахметов и Шульгин вели себя хуже пионеров, разлагали их и срывали нашу работу. В первой смене только Жора Живов более или менее работал, а вернее, не мешал работать.
Срывы линейки, уход на футбольное поле, гулянье до часу ночи, дрянные песенки – все это обыкновенные вещи для Шульгина и Ахметова. Под конец Шульгин вел себя в высшей степени похабно. Его роман с Шурой Федоровой известен был всему лагерю и грозил вылиться в большой и скверный скандал. Этих дрянных мальчишек, особенно Ахметова, я буквально возненавидела.
Измучилась я за первую смену порядочно. У меня в отряде октябрят было двадцать человек, почти все мальчики – сущие бесенята. Из одной школы нам дали самых отборных хулиганов... Вся первая смена прошла, как тяжелый безобразный сон...
И я была очень рада, когда за два дня до закрытия меня послали в Москву для приема вещей второй смены.
А дома, когда я пришла, меня ударили обухом по голове: папа арестован.
У меня закружилась голова, я ошалела и почти в полубреду написала Лене такое письмо, что она его немедленно сожгла. Дома у нас такое состояние, будто мы ждем какого-то нашествия.
Я решила: еду опять в лагерь и теперь уже с определенной целью – нужны деньги.
Старшим вожатым назначили Николая Мазия – замечательного парня. Дисциплину он с первых же дней поставил хорошую, и работать стало легко. Из старших ребят во вторую смену оставили только Живова и Лукьянова. Лукьянов стал моим помощником, а Живов – в первом отряде у Леши.
У меня в отряде было двадцать пять человек, и работать с ними было очень хорошо. Именно эта работа и просто все мои ребятки спасли меня от мрачного отчаяния и непонимания того, что произошло с отцом.
Многих ребят я полюбила и долго или даже совсем никогда их не забуду. Вот – милая Галочка! Это самый маленький человечек в нашем лагере – девочка в красном платьице с крылышками. Личико кругленькое, розовенькое, глазки большие. Как костер, так она тут как тут. Любимица всего лагеря и Коли Мазия. Но, когда Коля звал ее, чтобы приласкать, она с криком бежала ко мне: «Хочу к Нине. Я Ниночку люблю!» Я ее тоже очень полюбила.
В первой смене была у меня любимица Женя, тоже малышка. Да нет, все они мне стали дороги, и сейчас передо мной стоит целая вереница лиц. Помню их всех, все фамилии, имена, характеры и ни о ком не вспоминаю с плохим чувством.
Элла, Света, Майя – мои значкисты, уехавшие из лагеря с двумя значками на груди и с подарками. Вова был переведен в пионеры. А татарин Коля из первой смены – желтоглазый мальчуган, поющий тягучие татарские песни!
Помню ночь у костра. Я сижу одна в лесу, а Коля, Юра и Вова спят в маленьком шалаше. Шагах в шестидесяти – большой шалаш второго отряда. Там Ахметов, Живов и все остальные. Там весело, шумно, а у нас тишина. Я сидела так всю ночь, и мое одиночество нарушали только дозорные, ходившие с палками и «сторожившие» наши шалаши. Они приходили, ели картошку и уходили снова в темный, таинственно настороженный лес. Они немного боялись, но мужественно скрывали это – смелые, хорошие ребята!
Встает в памяти черный темноглазый мальчуган в красных трусиках с восточным складом лица. Он хорошо рисовал, но часто плакал. Его ребята не обижали, они его любили, но своими проказами мешали ему спать, и он, уткнувшись в подушку, плакал. Я его очень любила. Из первой смены больше всего его да Женю. Жил он в лагере два месяца, и ни разу я с ним не поссорилась. Он милый мальчуган и хороший художник. Почти целый альбом заполнил своими прекрасными рисунками...
Ко мне относились очень хорошо. Даже некоторые мальчишки звали Ниночкой, не говоря уж о девочках.
Но переезд в Москву все нарушил, весь мой летний покой. Во-первых, плохо вышло с Леной. Она сдавала экзамены по физике и геометрии и опять провалилась. Ее оставили на второй год. Я была у Татьяны Александровны и при объяснении с ней расплакалась. С Гришей поговорили по душам и решили, что мы были и останемся друзьями.
Свободное копирование
