Такова жизнь - 10

В  Смоленске  на  вокзале  нас  встретил  папа.  Но,  боже  мой,  какой у него был  вид! Вместо  красивого,  элегантного,  одетого  с  иголочки джентльмена  перед нами предстал  какой-то  мужичок  в  сборчатой  шубе, в войлочных  сапогах,  на голове что-то  меховое…  А  я  и  не  знала,  что, кроме шляп  и  цилиндров, существуют ушанки  и  папахи.  Я  многого тогда не  знала, например,  что войлочные  сапоги  – это  валенки,  что,  кроме них,  носят  ещё и  лапти.  Да  что  там ушанки  и  валенки, я  русского языка  не  знала!  Дома мы  всегда  говорили  по-английски  или по-немецки,  по-русски  родители говорили  только  тогда,  когда  не хотели, чтобы мы,  дети,  знали,  о  чём  идёт речь.  Правда,  с  русскими  они говорили  по-русски,  и иногда  какое-нибудь слово  запоминалось,  но значения  его  я  не  понимала.  Помню, однажды  я спросила  у  родителей, что  такое  «нибронок». Родители  ломали  голову, но ответа  не  находили. Были  подняты  на  ноги  все русские, проживающие  в Берлине,  вплоть  до дипкорпуса!  Все  пожимали плечами, пока  кто-то  вдруг робко не предположил:  «может  быть,  она имеет  в  виду – ребёнок».  Все  с облегчением вздохнули,  а  я  успокоилась, узнав,  что  «нибронок» это «кинд».

Сейчас,  когда  в  Россию  приезжают  многие  «бывшие»,  как  их  тогда называли,  я узнаю,  что  они  на  чужбине  старались  сохранить  обычаи  и язык,  обучали  ему своих  детей  и  даже  внуков. Я  не  знаю,  почему  нас не учили  русскому.  Может быть,  потому,  что  когда  мы  родились,  родители успели  прожить  в  Англии  уже больше  5  лет,  и  у  них  не  было ностальгии  по  всему  русскому.  Может  быть, потому,  что  они  были евреи,  хотя  не  знали  ни  слова  по-еврейски,  не  соблюдали праздников, обычаев  они  вообще  не  знали,  они  были  очень  далеки  от  иудаизма. А может  быть,  потому  что  вообще  не  собирались  вернуться.  Я  до  сих пор не могу понять,  что  заставило  их  вернуться.  Любовь  к  Родине?  Или желание изведать что-то  новое,  необычное?  Последнего  они,  да  и  мы, их  дети,  изведали сполна!

Возле  вокзала  никаких  машин   или  такси,  естественно,  не  было.  Папа усадил  нас  в  сани,  запряжённые  лошадью,  багаж   сложили  в  другие  сани – розвальни,  и  мы  поехали  домой.  Дом,  в  котором  жили  наши  незнакомые родственники,  был   деревянный,  двухэтажный,  с  тёмной  скрипучей лестницей. Семья  занимала  весь  второй   этаж,  т. к.  народу  было  много. Встретили  нас  очень радушно  и  гостеприимно,  но  это  гостеприимство длилось  недолго.  Бабушка невзлюбила  маму  за  её  независимый  характер,  а мама,  привыкшая  к  английскому порядку  и  немецкой  аккуратности,  не могла переносить  весь  этот  гвалт  и беспорядок,  царившие  в  доме.  К  тому  же, мы были  довольно  большой  обузой  для  них,  ведь  родители  не  работали, деньги  папа  добывал,  сдавая  в  ломбард  одну  за  другой  мамины  чудесные заграничные  вещи.  Мы  их  потом  так  и  не выкупили.