Дневник 1867 года - 49

Четверг, 13 (1 июня)

   Сегодня утром я предполагала идти, во-1-х в P S, во-2-х, к Z смотреть библиотеку, потом в галерею. <<Но случилось так, что я была в ссоре с Федей и потому не хотела уйти, не сказав ему: он, вероятно бы подумал, что я нарочно ухожу. Я приготовила платки, чтобы не было у нас истории.>> В 2 часа отправилась в галерею, чтобы пройти ее с каталогом. По дороге я зашла в шляпный магазин, где меня прельщала шляпа. Стоит она 2 талера 15 зильб. Была с черным бархатом и лиловыми цветками. <<Мне>> она очень понравилась из окна, но она была мне мала. Я разговорилась с хозяйкой и узнала, что мою шляпу можно перевернуть на другую сторону, что это будет стоить 15 зильб. и надо будет ждать 8 дней. Отсюда я пошла на почту, чтобы узнать, нет ли для меня письма. Письма не было, и я, вся вымоченная дождем, пошла в галерею. Народу сегодня было довольно много, но меня особенно рассердил один жид, который просто спал перед картинами {Вставлено: Как можно так небрежно относиться к великим произведениям искусства!}. Сегодня я высмотрела много вещей. В 3 часа пришел Федя. Но так как он, спеша, переходил из комнаты в комнату {Вставлено: (его обычная манера - останавливаться и смотреть только на излюбленные картины).}, а я останавливалась рассматривать картины, то он мне сказал, что я, вероятно, нарочно не хочу с ним ходить, потому что на нем старая шляпа. А я даже этой шляпы и не заметила {Вставлено: Конечно, он пошутил.}. Проходили мы по галерее до звонка, потом пошли на почту. Этот <<проклятый>> почтмейстер (не мой старый знакомый) вздумал сказать, что уже приходили спрашивать от Достоевских за 1/2 часа перед этим, но что писем не было. Федя тогда очень "дивился и сказал ему, показывая на себя и на меня, что никому, кроме рас, не следует давать писем. Тогда тот сказал, что ведь это вы <не расшифровано> взяли. Так как мы с Федей в это время уходили в галерею, то ему не могло придти на ум, что спрашивала письма я. Это его ужасно растревожило. Я вполне думаю, что ему представилось, что это приехала С<услова> и ему это было неприятно. Я, разумеется, не созналась в том, что это была я {Тогда тот... была я заменено: Я тут же покаялась Феде в своем нетерпении и сказала, что письмо спрашивала я, а то его ужасно встревожили слова почтмейстера, я думаю, ему представилось, что это приехала С<услова> и ему это было неприятно. Я, разумеется, созналась, что это была я.}. Пообедали, он пошел читать, а я пошла домой. Но на дороге купила земляники, сладкого пирога и булок. Феде все не нравятся здешние булки, он говорит, что они отзываются горьким маслом. Я этого не нахожу, но, разумеется, подтверждаю: зачем его огорчать на таких пустяках. <<Потом>> он пришел домой и предложил <<мне>> идти гулять. Но я отказалась, сказав, что мне гораздо веселей сидеть дома и делать что-нибудь, чем ходить с ним, когда он не говорит со мной ни слова. Потом он меня передразнил и сердился, зачем я грустна. Все-таки мне ужасно тяжело, мне все время казалось, что я совершенно здесь одна, что у меня нет друга, что единственный друг - моя мама, да и она в Петербурге, она, может быть, умрет без меня. О, Господи, Господи, сохрани мне маму, так она мне дорога всегда. Вот не умела я ценить этого прекрасного существа прежде. Право, я иногда очень, очень жалею, зачем я не осталась с нею навсегда. Право, это было бы лучше, ведь эдак же [сглупит] человек. Право я и сама не знала, как я глупо поступила {Но я отказалась... поступила заменено: Сегодня мне опять страшно грустно по маме: я жалею, что мой искренний друг, моя мама, не здесь, а далеко, в Петербурге, думаю, что она может умереть без меня. О, Господи, Господи, сохрани мою маму, так она мне дорога! Вот не умела я ценить этого прекрасного существа прежде; мне даже как будто жаль, что я не осталась с нею навсегда. Зачем я уехала за границу, ее оставила?}. Но довольно об этом. Возвращаясь домой, я видела у колодца несколько девушек немецких, которые накачивали воду. Они все были в синих передниках и с короткими, с буфами, рукавами. Это довольно красиво и вместе с тем и удобно, потому что не позволяет рукавам попадать в кушанье, как это у нас случается. Я все забываю записать: все немки ходят в круглых шляпах, даже старухи, торговки на площадях. Но у каждой непременно в голове иголка вязательная непременно, вместо шпильки, поддерживающей шиньон.) Я сегодня проходила через Alt-Markt. Это подвижной рынок, большая часть его на ночь убирается. Он состоит из скамеек, которые на ночь отставляются в сторону. Здесь можно купить все: гвозди, башмаки, масло, счеты, книги, <<картины>> - решительно все, что вам угодно. И особенно сыр, именно Kuhkase, - до того отвратительный и дурно пахнущий, что его, я думаю, взять в рот, так вырвет. Но немцы едят его с удовольствием, и чем гнилее сыр, тем он лучше и больше раскупается. От него так пахнет, что даже по рынку проходить трудно <<от запаху>>. На воскресенье все эти лавки убираются вон, и площадь остается совершенно пустою. Сбоку находится небольшой фонтан, который освежает площадь. Сейчас пробило 10 часов, и тотчас же раздался какой-то рожок. Вероятно, это стража, потому что в 10 и в 11 часов непременно раздается один и тот же звук. Я, кажется, не записала одного замечательного происшествия, именно: я на днях утром как-то неловко поставила чайник на машину, и когда Федя пришел садиться, то он нечаянно задел за стол, а, может быть, он не задевал, только вдруг мой чайник срывается с машины, падает на полоскательную чашку, разбивает ее, упадает далее на диван и разливает весь чай на пол. Федя сейчас давай меня бранить, а я, разумеется, расхохоталась и позвала поскорее Иду, чтобы она уничтожила следы моей неловкости. Вечером мы примирились и все пошло по-прежнему.