В юные годы - 112

   Из дневника:

   4 декабря 1883 г.

   Воскресенье

   Что за эгоист человек! Когда умирает кто-нибудь из его близких, разве он плачет и жалеет об умершем? Нет, он жалеет только о самом себе. Не утешать нужно плачущих об умершем, а стыдить их в эгоизме. Да что такое смерть, чтоб жалеть об умершем? Редко, редко промелькнет радостное мгновенье, а то - все пустота и пошлость. Бояться смерти?! Господи! Да что бы ни было там, за гробом, но хуже этой пустоты - никогда не будет. И еще особенно жалеют

   обыкновенно о смерти молодых! Радоваться надо за них, а не плакать.

   Не рыдай так безумно над ним, -

   Хорошо умереть молодым!

   Да, хорошо! Так хорошо, что лучше ничего быть не может. Навеки быть освобожденным от жизни, когда "беспощадная пошлость ни тени положить не успела на нем"! Будь я атеистом, не верь я в загробную жизнь, - для чего стал бы я тянуть свою жизнь? Говорят все, что самоубийцы, убивая себя, доказывают этим самым, что у них нет силы воли. Силы воли! Да неужели сила воли нужна к тому, чтобы предпочитать худшее лучшему? Если умереть - только уснуть и знать, что этот сон

   Окончит -

   все, то, право -

   Такой удел достоин

   Желаний жарких!

   Будь я эпикурейцем, - а им бы я непременно был, если бы был атеистом, - то я, насладившись всем, чем можно, -

   Разом, до дна осушивши заветную радостей чашу,

   без колебаний, в первый же час душевной пустоты, лишил бы себя жизни. У моего товарища Преображенского- чахотка, и он сам знает, что ему недолго прожить. Счастливец! Знать вперед, что скоро будешь избавлен от жизни, не видеть перед собой без этого, может быть, еще долгой бы жизни... Застрелиться? Признаться, мне эта мысль часто приходит в голову. Никогда она мне не приходила так ясной настойчиво, как сейчас, тем более, что папин револьвер в двух шагах. Но огорчить всех и, очертя голову, броситься вниз головой в омут - не неизвестности, а заведомо известных вечных мучений - вот что меня удерживает.

   —

   По мере того как я рос и развивался, схватки с папой о боге становились все чаще и горячее. Мы часами спорили с ним. Каждую пядь моего неверия мне приходилось завоевывать тяжелыми боями. Благодарю за это судьбу, благодарю, что в этих тяжелых боях (ох, каких тяжелых!) я принужден был прочно, обоснованно вырабатывать свои взгляды. Один мой товарищ стал атеистом потому, что император Генрих VI был отравлен ядом, поднесенным ему в причастии: как, дескать, мог яд сохранить свою силу, если причастие есть, правда, тело Христово? Мне смешно было, что на таком пустяковом основании можно было потерять веру. Такие аргументы могли иметь силу только для человека, который пришел домой, высказал этот аргумент отцу, а тот ему: "Как ты смеешь, дурак, рассуждать о подобных вещах! Дай еще раз услышу, - выдеру тебя, как Сидорову козу!"

   Папа радовался на меня в спорах, его глаза часто весело загорались при каком-нибудь удачном моем возражении или неожиданно для него обнаруженном мною знании. Однако ему, видимо, все страшнее становилось, что, казалось бы, совершенно им убежденный, я все же не отхожу от темы о боге, все больше вгрызаюсь в нее.

   В старших классах гимназии на меня сильное впечатление произвели последние страницы "Истории цивилизации в Англии" Бокля, где он защищает деизм. "Великий строитель вселенной, творец и начертатель всего существующего, уподобляется какому-нибудь жалкому ремесленнику, который так плохо знает свое дело, что постоянно приходится призывать его для того, чтобы он перестраивал собственную свою машину, устранял ее недостатки, пополнял ее недосмотры, направлял ее ход!" На этом я строил свои доказательства бессмысленности всяких молитв. И странно бывало. Я решительно заявлял, что считаю всякие молитвы совершенно ненужными и оскорбительными для бога, и мне удавалось отстоять свою позицию. Я уходил к себе. Была суббота. Я раскрывал "Немецких поэтов" Гербеля или Тургенева. Вдруг дверь отворяется, - папа. И огорченно, с потемневшим лицом, спрашивает:

   - А ты не у всенощной?

   Я хмурился, мрачно вставал и озлобленно шел в церковь. И даже не утешало, что там могу увидеть Конопацких.