5 Decembre.
Un temps énorme que je n'ai pas écrit dans mon journal. Que de grands et terribles événemens dans le monde, que de choses sérieuses dans ma vie privée. Après avoir écrit cette triste tirade, je suis tombée malade d'un rhumatisme à la tête et j'ai passé trois semaines au lit; pendant ce temps toute la Russie mit le deuil, et un deuil de coeur pour la perte de l'Ange-gardien de tous les Malheureux -- l'Impératrice Marie. La prise de Varna lui a causé une telle joie, qu'elle en est tombée malade. Au commencement la maladie n'était pas dangereuse, mais après elle a augmenté. L'Empereur arrive de l'armée la veille de sa fête le 14 Novembre; huit jours après elle n'existait déjà plus.
Et la Russie pleure en elle une Impératrice, une Mère, un Ange Consollateur!
Cette nouvelle affreuse me donna une espèce de rechute. Je me remis, pourtant, peu à peu et j'eus la bêtise d'aller faire mon service auprès du corps. Je payai cette imprudence par le retour de mon rhumatisme. Ah! quelle souffrance, Grand Dieu, le seul souvenir me fait dresser les cheveux. Je passais des nuits entières sans pouvoir me coucher ni d'un côté ni de l'autre. J'eus 2 dents d'arrachées et enfin pour me donner un peu de sommeil, on dut me donner de l'opium. Je guéris enfin, grâce aux soins de Wolsky.
Mais venons au sujet le plus important. C'est que je suis entrée bon chemin d'être promise et ne sais plus ce que je dois faire. Pendant que je souffrais, Barbe Polt-Kiceleff eut le temps d'arriver. Le frère était venu un jour avant, je ne le vis point, je souffrais trop, mais je rougis en l'apprenant. Encore huit jours se passèrent. J'allais mieux, mais j'étais trop faible encore pour paraître au salon . Le 22 Nov.: fête de mon Père et jour du quel je puis compter ma convalecence.
(<Среда> 5 декабря <1828>
Как давно я не писала в своем Журнале. Сколько великих и ужасных событий произошло в мире, сколько серьезных испытаний выпало на мою долю.
Вскоре после того, как я написала эту грустную тираду, у меня начались ревматические головные боли, и я слегла на 3 недели. Тем временем вся Россия надела траур, то был траур сердца по Ангелу-хранителю всех Несчастных -- Императрице Марии. Взятие Варны вызвало в ней такую радость, что она заболела. Поначалу болезнь не казалась опасной, но впоследствии она вызвала осложнение. Государь приехал из армии 14 ноября, накануне дня рождения Государыни, а десять дней спустя матери его не стало. Вся Россия оплакивает в ее лице Императрицу, Мать, Ангела-утешителя.
Эта страшная новость меня снова подкосила. Однако я поправлялась понемногу, но имела неосторожность отстоять дежурство у тела покойной -- за эту неосмотрительность я заплатила новым приступом ревматизма. Господи Боже, какие мучения! От одних лишь воспоминаний о них у меня волосы на голове встают дыбом. Ночи напролет я не могла лечь ни на один, ни на другой бок. Мне удалили 2 зуба и, наконец, чтобы я смогла хоть ненадолго заснуть, мне вынуждены были дать опиум. В конце концов, благодаря заботам доктора Вольского, я выздоровела.
Но перейдем к самому важному: дело в том, что меня просватали, и теперь я не знаю, как мне быть.
Пока я мучилась, приехала Варвара Полторацкая-Киселева. Днем ранее приехал ее брат. Я с ним не виделась, потому что очень страдала, но, узнав о его приезде, покраснела.
Прошла еще неделя. Я чувствовала себя лучше, но была еще слишком слаба, чтобы выходить в гостиную.
22 ноября -- день рождения папеньки и день, с которого я могу отсчитывать начало моего выздоровления.)
Настали рождения Батюшки, и я решилась вытти в гостиную. "Он будет", -- думала я, и <употребила> кокетство, которое заставляет женщину приодеться, чтоб не потерять в глазах человека не совсем ей неприятного: и так чепчик был надет к лицу, голубая шаль драпирована со вкусом, темной капот с пуговками, и хотя уверяю, что сидела без всякого жеманства на диване, но чувствовала, что я была очень недурна. Приехали гости, друзья, родные, приехали милые Репнины, все окружили мой диван, все искренно меня поздравляли, все говорили, как рады видеть меня. Как приятны эти доказательства дружбы и Interrêt (внимания), они меня очень тронули. Добрый Basil сидел у ног моих и напевал мне нежной вздор. Вдруг дверь отворила<сь>, и взошел Киселев. Как он покраснел, и я так же. Он подошел, поздравил меня с замешательством с выздоровлением и с рождением Папинь<ки>, я отвечала, также немного смутившись............