Автобиография семьи. Москва - 4

Жильё в Москве надо было искать - родственники сами едва помещались в своих приспособленных коморках. Стасику тоже не дали место в общежитии. Его мама Александра Никитична Железнякова нашла на Рождественском бульваре в доме 9, в огромной коммунальной трех- или четырех семейной квартире N12 одинокого деда-еврея 72-х лет, согласившегося разместить в своей не очень большой длинной комнате двух архаровцев за по 150 рублей с носа. В комнате стояли слева около двери купеческая никелированная кровать хозяина, рядом - вертикальный, всегда запертый, сейф-сундучок, дальше - платяной зеркальный шкаф, в котором висели два десятка стареньких галстуков, (что нас удивило, потому что у нас было по два), старенькие но отутюженные темный и светлый костюмы и белые крахмаленые рубашки, к которым пристёгивались твёрдо открахмаленные воротники и манжеты. В шкаф же складывались наши постельные принадлежности.

   Напротив кровати деда, у двери справа, стоял простенький почти квадратный стол, покрытый клеёнкой, за ним мы завтракали, ужинали, читали, писали, играли в шахматы, изучали приносимые мною из института кости, череп и т.д. В глубине комнаты, около широкого окна, выходящего во двор, громоздился дерматиновый диван для одного нас, чаще Куняева. Напротив дивана раскрывалась крестообразная раскладушка, на которой обычно спал я. Днём она убиралась. Над дверью висел круглый черный репродуктор.

   Наша комната располагалась в глубине коридора. В кухню с чайником, полным кипятком, приходилось дефилировать мимо всех дверей, которые могли распахнуться в самый неудобный момент, и под ноги вываливался ребёнок или вышвыриваемый толстый кот. А ещё надо было свернуть у входной двери за угол, что удлиняло путь. Поэтому в сухие и тёплые дни мы, гимнасты, освоясь, стали в плавках пробираться на кухню через окна на прямую по широкому карнизу, балансируя чайником с кипятком на высоте третьего этажа, приводя в ужас обитателей. Счастье было на нашей стороне!

   Нашего хозяина звали Матвей Семёнович, он был закоренелым холостяком, 72-х лет. Однажды дед забыл запереть сундучок, и мы немедленно нырнули туда. К нашему разочарованию, там оказались запасы сахара, круп и много разных писем и красивых видовых открыток из разных городов и европейских стран до- и послереволюционных времён, из чего мы поняли что он раньше был коммивояжером и настоящие его имя-отчество - Мордухай Стихович. Фамилию я запамятовал.

   Он рассказал нам, что до революции весь наш огромный дом принадлежал армянскому князю Берберову. Когда большевики пришли отбирать владение, князь предъявил охранную грамоту за подписью Ленина. Дом национализировали, но князя не тронули, оставили ему несколько комнат, в которых он, очень старый, жил доныне, но нам не посчастливилось с ним встретиться.

   Мардух объяснял нам, где в Москве вкуснее готовят пищу и дешевле продают. По его рекомендации по воскресениям я и Стас ходили в любимую дедом столовую "Стрелка" на ул. Кирова. В учебные дни мы столовались в университетской студенческой столовой или где придётся. Дома мы пищу варили, готовили очень редко. На утро и вечер каждый сам себе (и дед) приобретал ацидофилин, кефир(которые в те сталинские времена были густыми, так что ложка стояла вертикально в кружке), колбасу, копченую треску, сыр, масло, консервы, паштеты, хлеб, сахар. В завтрак и ужин всё ели, запивая грузинским чаем. Если в напряженных студенческих заботах не успевали запастись провизией, тогда, естественно, безвозмездно ею делились. На обложке моей тетради для латинского языка сохранилась мольба поздно возвращавшегося Станислава Куняева-"Вадя, оставь хлебца"! По воскресениям мы любили на совместный обед взять в в кафе или столовой бутылочку "Портера", иногда приносили домой "Ленинградское", "Мартовское" или что-нибудь ещё эксклюзивное. Вино и водка были на нашем столе редко, обычно, если ждали гостей. В качестве закуски шинковали репчатый лук, обильно поливая томатной пастой. "Кровавая Мэри" - сама собою.

   Дед отчаянно храпел, и если мы не успевали к тому времени уснуть, то вынужденно швыряли в нижнюю часть его кровати всё что находили, чтобы разбудить. Обычно это была обувь. В перерывы, пока дед переставал храпеть, мы должны были успеть заснуть. Утром дед удивлялся, почему около его кровати оказываются наши тапки и туфли. Мы молчали. Однако жили мы с Матвеем Семеновичем дружно. Он мужественно терпел наши закидоны, а мы его чудачества. Одно из них: дед, сдавая угол, предупредил нас, что по четвергам к нему приходит заниматься племянник, поэтому мы должны приходить вечером попозже. Но однажды Стасик нарушил договор и вернулся рано. Не сумев открыть дверь, стал стучать, тем более, что слышал голоса. Долго не открывали, потом дверь открылась и мимо изумленного Стаса быстро проскользнула молодая женщина, а не ожидаемый племянник.