Автобиография семьи. Великая Отечественная Война - 15

В Ртищево я пошел во второй класс. Помню, что школа была одноэтажной, бревенчатой, расположенной недалеко от железнодорожной станции, что симпатизировал девочке, Руфине Сак, учившейся, как и Малиновская, отлично. Видимо, умственное содержание, интеллигентность девочек для меня всегда имело не меньшее значение, чем внешность .

   Утром бежать в школу в летних ботинках и тонких носках от дедушкиного дома приходилось через какое-то поле по росе, ноги намокали, постоянно, особенно к зиме, мерзли. Галош не было, а ртищевский чернозем при отсутствии асфальта превращал городские улицы в приклеивающую к дороге и затягивающую черно-коричневую жуть. Зачерпнуть полные ботинки грязи было раз моргнуть. Перед дверью школы приходилось щепками, палками, долго счищать налипшие большие комья грязи. О сменной обуви и понятия не было. Но в школе было чисто усилиями уборщицы.

   К зиме мне нашли на чердаке оставшиеся от кого-то из Фляжниковых протершиеся старенькие валеночки. Дедушка мне их подшивал большой, "цыганской", иглой, через проколотые шилом дырки в многослойной подошве, протягивая суровую шпагатную нитку через кусок черного вара, чтобы та не промокала и не гнила. Валенки были на вырост, поэтому я проходил в них последующие две зимы. Уроки делал за обычным круглым столом, что стоял посреди комнаты, накрытый клеенкой. Учебников на переполненный такими же беженцами, как я, класс ( 40 с лишком сорванцов) не хватало, приходилось бегать к более удачливым товарищам. Задание старался выполнить засветло, так как электричества в доме не было. Вечером, после полного исчерпания естественного светового ресурса, зажигалась керосиновая семилинейная лампа. За дефицитным керосином мы с дедушкой простаивали длинные очереди. Благодаря дедушке у меня выработалась привычка свет в комнатах зажигать поздно. Чернила для фаянсовой и карболитовой чернильницы-непроливайки дедушка делал из желудей. Чернила были темно-коричневого цвета, но зато очень стойкие. Хранящееся у меня дедушкино письмо с сообщением о смерти бабушки 31 мая 1944 года написано такими чернилами ( как, кстати, и заявление о приеме на работу в Смоленскую губернскую больницу С.И.Спасокукоцкого, написанное полустолетием раньше и хранящееся в архиве Смоленска). Непроливайку носили в школу в специальном чехле-кисете. Писали в те времена в школе ручками-вставочками с пером N 86, выполняя упражнения по чистописанию и каллиграфии. Перья протирали сшитыми посредине лепестками из материи. Дедушка писал пером "Рондо" или копировальным, что нам, ученикам, не разрешалось.

   С дедушкой, сидя в сумерках на завалинке дома, я с удовольствием совершал процедуру кормления кур, живших в небольшом количестве с петухом в пристройке к дому. Керосин экономили как могли, чай пили с сахарином и солодом, стирали щелоком, за хлебом, получая его по карточкам, выстаивали с ночи, а жили на мизерную пенсию дедушки, сестринскую зарплату мамы и присылаемый "аттестат" отца (часть денежного довольствия, выдаваемая семье). Маленьким подспорьем были фрукты из домашнего сада тети Маруси. Картошку, которая выросла на огороде около дома, осенью дедушка и мама выкопали, а бабушка, я и Ася собрали. Зимой не стало кур. Была война, люди стойко переносили трудности и потери. Детям морально и материально было легче, чем взрослым. Мама похудела, превратилась в бледную старушку. Ей пришлось прервать имевшуюся беременность ( о чем я узнал только в конце маминой жизни). Аборты в сталинские времена выполнять запрещалось, пришлось доказывать наличие противопоказания к родам.

   Дорогие дедушки, бабушки и мамы, кто из внуков и внучек воздаст вам должное за ту самоотверженную любовь, заботу, за те молитвы и радение, которыми вы наделили их? Только тогда поймут, если сами доживут до такого высокого звания. Дай Вам Бог, мои потомки, стать хорошими дедушками и бабушками.