Летом 1951 года мы с мужем жили на необитаемом острове посреди Волги, неподалеку от Саратова… Так сказать, у стен родного города, куда я не смела войти, так как дала милиции подписку в том, что в течение двадцати четырех часов моей ноги не будет в Саратове, иначе получу срок, следовательно, нас с мужем разлучат и мы поедем разными этапами — он в один лагерь, я в другой. И не исключено, что жизнь разлучит нас навсегда.
Последнюю зиму мы жили на Украине в Кировоградской области — в селе Михайловке.
Муж, как и везде, преподавал русский язык и литературу, а я писала очерки по заданию «Кировоградской правды» (у них не было очеркиста), их переводили на украинский язык и печатали под моей собственной фамилией.
Но весной, как и везде каждую весну, нас вызвали в районное НКВД и сказали то, что говорили везде:
— Мы целый год наблюдаем за вами. Вы такие хорошие люди: трудолюбивые, интеллигентные, добрые, настоящие советские люди. И так любите друг друга!.. Так любите, что мы просто не в силах вас разлучать… А у нас приказ арестовывать по второму разу. Поэтому уезжайте как можно быстрее и как можно подальше и… мы ничего не знаем. Всего вам доброго.
Мы от души их поблагодарили, что нас не арестовали по второму разу. Собрали в узелок свои вещички и поехали на Волгу повидать маму, сестру Лику и двоюродного брата Яшу.
В день приезда Валя сразу пошел в облоно насчет работы. Если б ему там дали назначение, мы бы поехали в очередной медвежий угол и там спокойно жили до первого сентября — начала занятий в школе.
Но облоно еще, видимо, надеялось, что для медвежьих углов в последний момент явятся более достойные кандидатуры, а не бывшие политические заключенные с паршивым паспортом.
Требовалось где-то прожить два — два с половиной месяца, а у нас уже не было денег (отпускные ушли на переезд). Родные и сами нуждались и не могли нам помочь. Устроили срочное совещание. И тогда мой двоюродный брат Яша, страстный рыболов, предложил следующее:
— Завезу я вас на один островок на Волге, поставлю вам палатку. На острове же не требуется никакой прописки, черт бы их всех побрал? Свежей рыбой я вас обеспечу хоть круглый год. А тетя Маша и Лика будут привозить вам хлеб, картошку, пшено и книги. Вот и выход из положения, и еще даже чудесно отдохнете.
Предложение было с восторгом принято и во избежание неприятностей тут же приведено в исполнение, благо, что у Яши имелась своя моторная лодка.
Палатка была превосходная, на двоих. Утеплили ее старыми одеялами и сверху еще покрыли брезентом.
Мама приезжала через день навестить нас и привезти каких-нибудь пирожков или ягоды, картошки. Сестра и брат приезжали обычно вечером, ну и конечно, в воскресенье. Когда съезжались мои друзья — все везли передачу (так и называли: «передача», как в тюрьме).
Пожалуй, все было не так уж плохо, если бы не осадок горечи от того, что пребывание на острове вынужденное, словно мы прокаженные.
Палатка стояла на высоком мысу, словно на носу корабля. Мы просыпались рано, сбегали по тропинке вниз и вместо умывания купались в Волге. Затем Валериан разжигал костер, а я готовила завтрак, который служил нам и обедом. На второе либо каша, либо печеная картошка, на третье — чай.
Частенько к ужину приезжал Яша, и мы ели вкусную наваристую уху.
Большей частью мы находились одни, как и полагается на необитаемом острове. Мимо совсем близко проходили волжские пароходы, до нас доносилась музыка, песни, беспечный смех, иногда замечания в наш адрес, вроде:
— Как хорошо отдыхают, аж завидно!
Я никому не завидовала. Почему-то была твердо уверена, что добьюсь в жизни всего, что наметила, сколько бы мне ни мешали.
Свободное копирование
