Моя жизнь - 12

   * * *

   Как и у всякой помещичьей усадьбы, был в Макаровке прекрасный "черный" двор с капитальными конюшнями, коровниками, лабазами и другими хозяйственными помещениями, а за его оградой располагались парники, теплицы и тщательно ухоженный фруктовый сад. Ну а еще дальше уходили в сторону Льгова санаторские сельскохозяйственные угодья - поля пшеницы, подсолнуха, гречихи и других культур, рядом с которыми у опушки небольшого перелеска примостилась пасека.

   Почему я так подробно пишу об этом? Да потому, что современное представление о санатории, да и само понятие "санаторий" кардинально отличается от того, что обозначалось этим термином до революции и в годы первого десятилетия Советской Власти. Сейчас санатории строят, то есть создают для этих целей специальные архитектурные комплексы, отвечающие задачам и требованиям санитарных, производственных и эстетических норм эксплуатации таких учреждений. А в те годы, под санатории обычно приспосабливали бывшие помещичьи усадьбы. Множество таких усадеб и дворцов погибло в огне гражданской войны, но не все. Часть из них была, как известно, превращена в музеи и другие подобные им учреждения, как например, дворцы Петербурга, Москвы и Подмосковья, а какая-то часть, например, "Светлана" - бывшая дача дочери Федора Ивановича Шаляпина в Сочи, летняя усадьба графа Алексея Григорьевича Орлова в Хреновом или макаровская усадьба Смецких, о которой я сейчас пишу, превращались в санатории разного профиля. После революции они предназначались в первую очередь для лечения больных теберкулёзом среди бывших политкаторжан, ветеранов РСДРП(б) и Героев Гражданской Войны. Санатории эти получались маленькими, не очень удобными, но они в значительной мере помогли стране в становлении санаторно-курортного дела в те трудные годы, и очень жаль, что их роль в этом до сих пор не получила должной оценки.

   Но и это еще не все. Была в деятельности этих санаториев еще одна, очень важная, особенность. Дело в том, что в те времена все продукты питания, включая даже хлеб для больных и персонала, санаторий был вынужден производить, как и до революции, самостоятельно на своих (бывших помещичьих) угодьях. Теперь такое может только присниться, да и то в каком-то страшном сне. А тогда не было ни совхозов, ни колхозов, которые могли бы все это производить, и не было каких-либо снабженческих организаций, которые могли бы всем этим обеспечивать санатории. Вот поэтому, когда всё это сопоставляешь с сегодняшними реалиями, начинаешь по-настоящему понимать, как изменилась жизнь за все эти годы, и какой квалификацией, энергией, ответственностью и хозяйственной хваткой должен был обладать человек (я с восхищением пишу сейчас о своем отце), взявшийся руководить таким сложным хозяйством в те годы, когда все нэпманы уже сидели в Соловках, а по лесам Центрального Черноземья шастали "банды" голодных "раскулаченных" мужиков, у которых "своя, родная рабоче-крестьянская власть" отобрала буквально все, включая право на жизнь.

   Я счел абсолютно необходимым дать всю эту "историческую" справку, характеризующую в какой-то мере место, время и общую обстановку тех лет, ибо почувствовал, что без нее все, о чем я сейчас пишу, будет до конца понятно только мне одному. А мне очень хотелось бы, чтобы оно не ушло вместе со мной и осталось понятным тем, кто, может быть, будет это читать, когда меня уже не будет. Хочу надеяться, что мне это в какой-то мере удалось.