Моё замужество - 8

Мое восторженное настроение увеличилось с приездом в Казань: город мне чрезвычайно понравился, хотя мы приехали под вечер. Муж отправился к Медведеву и, возвратясь, назвал мне имена всех новых товарищей: не было ни одного знакомого.

На другой день он велел мне одеться получше для визита к Шуберт,[1] с которой служил в Вильно и очень ее любил. Александра Ивановна Шуберт была уже далеко не молода в это время, считалась очень хорошей актрисой и еще более умной женщиной. Она всегда была центром закулисного мира и могла быть мне чрезвычайно полезна, так как в молодости была замечательной "ingenue".

"Это большой мой друг, и ты должна слушаться ее во всем", — заключил муж, и я, по обыкновению, запрыгав на одной ножке (чего я давно не делала) от удовольствия предстоящего знакомства, надела шляпу, и мы отправились . Она жила недалеко от театра, в доме Е. Б. Пиуновой-Шмидгоф, известной актрисы, бывшей "не у дел" в это время. Лестница в квартиру Шуберт была очень крутая и высокая. Я стремительно на нее взбиралась, перескакивая по две ступеньки, не обращая внимания на замечания мужа, что это может быть вредно, и наконец достигла двери. Сердце немножко замерло, я пропустила мужа вперед и... увидала совсем не то, что воображала.

Нас встретила очень приветливо маленькая, худенькая брюнетка с густыми, чудными волосами, мелкими, но правильными чертами, небольшими, чрезвычайно живыми глазками и приятным голосом. Она говорила живо, немножко торопясь: трунила над мужем, вспоминая Вильно, и снисходительно-мило (как с ребенком) обращалась ко мне. Она мне очень понравилась. Подали завтрак. Я ничего не ела, а только пила, но пила так много, что возбудила общее удивление. Жажда меня мучила, и мне казалось, что внутри у меня все горит. Должно быть, и лицо у меня изменилось, так как Шуберт обратилась с вопросом, не дурно ли мне. Я действительно чувствовала себя очень странно, но не могла объяснить, что со мной. Александра Ивановна предложила мне прилечь на диван и послать за акушеркой, говоря, что осторожность не мешает.

Акушерка объявила, что через два часа я должна родить преждевременно. Я очень испугалась, не поверила ей и стала собираться домой. Шуберт засмеялась: "Что вы? как домой? Да разве можно вас пустить в эту минуту? Оставайтесь у меня, а там что бог даст". Это было 23 августа 1871 года, а 26-го я, промучившись около трех суток, родила мертвую девочку.

Мне ее не показали, да я и не интересовалась: я слишком много страдала. Молодость взяла свое, и через несколько дней я упрашивала доктора позволить мне играть как можно скорей, боясь, что Медведев будет на меня в претензии.