Постом труппа разъехалась, и мы остались одни. Муж постоянно пропадал в клубе и редко возвращался трезвый. С Ворониным поссорился, тот не давал денег, кредиторы осаждали, и все это обрушивалось на меня. Были минуты, когда я решалась на самоубийство. Раз с горя пошла в церковь (недалеко от нас) ко всенощной и усердно, со слезами, как бывало в детстве, молилась, прося у царицы небесной помощи. Я просила бога послать мне ребенка, думая, что тогда муж полюбит меня или хоть станет лучше обращаться. С тех пор редкий день я не была в церкви и наконец вымолила: желание мое исполнилось.
На второй месяц моей беременности приехал к нам отец погостить и познакомиться с мужем, а главное, убедиться, правда ли, что я замужем. Тут я нравственно немножко отдохнула, но зато мне предстоял непосильный физический труд.
Труппа вся должна была возвратиться в июне, чтобы ехать в Мещовск на ярмарку, а затем опять служить зиму в Калуге, но вдруг мы узнали, что первая актриса, опереточная и драматическая, с мужем-дирижером нарушили контракт. Муж воспользовался случаем и предложил заменить ее мной.
Мне прибавили жалованья и повезли в Мещовск в качестве первой актрисы. Беременность мою скрывали тщательно. Бураковский, утомленный моей холодностью, сошелся с очень красивой вдовушкой (много старше его) и, пробыв весь пост в Петербурге с ней, вернулся, не скрывая своего презрения ко мне, но, когда пришлось играть каждый вечер и репетировать весь день вместе, ухаживания возобновились.
Мы переиграли все оперетки. Я учила чрезвычайно быстро, сама шила все костюмы и не имела ни минуты отдыха. Муж был крайне внимателен, а Воронин стал поговаривать, что на зиму, кроме меня, ему никого не нужно и что такой прыти он от меня не ожидал. Лихорадка ярмарки продолжалась две недели.
Свободное копирование
