Моё замужество - 2

Мы приехали в Калугу. Труппа была жалостная, а театр очень скверный. Антрепренер — сестра покойной жены Дюкова, а режиссер — некто г. Воронин, грубый, нахальный мужик, эксплуатировавший нас без совести. Я была придатком к мужу, получала маленькое жалованье, и на меня обращали внимание [только] как на жену первого актера.

В августе явились два новых актера из труппы К. — Бураковский[1] и Кузьмин (последний был очень талантлив на роли стариков, но вскоре спился и умер). Оба они дебютировали с большим успехом и скоро сделались любимцами. Муж почему-то предложил им жить с нами, так как квартира была большая, и Бураковский стал за мной сильно ухаживать. Играли мы три, иногда четыре раза в неделю, а свободные дни муж с Кузьминым проводили в клубе, оставляя меня одну с моим ухаживателем, и, возвращаясь, спрашивали при мне, успешно ли идут его дела. Это приводило меня в отчаяние, и были дни, когда я ненавидела их всех. Муж относился ко мне с нескрываемым презрением: что бы я ни сделала, все осмеивалось и осуждалось. "Моя жена не должна так поступать", "когда вы перестанете быть девчонкой", "и это моя жена" — вот фразы, которые слышала каждый день и целый день. На них Бураковский основал план успеха в своем ухаживании и старался восстановить меня против мужа, задевая мое самолюбие. Кузьмин сильно пил, и муж ему помогал, в особенности в свободные дни; я часто видела его почти без сознания и под конец находила это естественным. У нас было очень много знакомых, и по понедельникам почти все собирались.[2] Покуда я не привыкла, это было для меня сущим наказанием, и я, приготовляясь к вечеру, весь день плакала. Когда гости разъезжались, муж делал мне сцены: "Вы никого не умеете занять, ни о чем говорить; дамы скучали; чай отвратительный, ужин подали не вовремя; к карточным столам вы ни разу не подошли,— и это моя жена!.." Я засыпала в слезах, проклиная гостей, так как находила упреки справедливыми.