Настоящим цербером был инспектор Август Львович Нилендер. Лысый, с крючковатым носом, в очках, в черном сюртуке, он неожиданно появлялся в коридоре и тут же хватал неурочно выбежавшего из класса ученика. Хватал и принимался орать как бешеный. Сбегались надзиратели, учителя. В их присутствии инспектор бил проштрафившегося ученика пальцами по голове и лицу, обрызгивая его, как нам казалось, ядовитой слюной. Гимназист дрожал от испуга, не мог произнести ни слова. По завершении безобразной сцены ученика отправляли на площадку под часы. Надзиратели и учителя в тягостном молчании расходились.
После смерти Августа Львовича его сменил сын Отто Августович. Этот наставник был чуточку посдержанней.
Чувство великой благодарности на всю жизнь сохранил я к нашему гимназическому учителю русского языка — Василию Ильичу Ласкину. Счастье встречи с таким человеком заглушало все обиды и несправедливости, терпимые в гимназии.
Как много дал нам Василий Ильич в смысле развития понимания красоты и поэзии! Он распахнул перед нами двери в огромный прекрасный мир русской литературы, он открыл для нас образное богатство родного языка. Он читал нам избранные рассказы и отрывки из крупных произведений с неподдельным увлечением.
Когда Василий Ильич читал «Капитанскую дочку», «Очерки бурсы» Помяловского, «Три смерти» Толстого, лермонтовского «Героя нашего времени» или «Мертвые души» Гоголя, у многих из нас, учеников, в глазах стояли слезы. Поэтический перл Гоголя «Чуден Днепр» с тех пор для меня — непревзойденное творение гения человечества. .
Василий Ильич приобщал гимназистов и к большой драматургии. Это он надоумил нас отправиться на концерт одного заезжего артиста, выступавшего в Летнем театре с чтением отрывков из драматических произведений Гоголя.
Сердце леденело от горечи, от обиды за человека, когда я слушал заключительный монолог Поприщина из «Записок сумасшедшего». Как я чувствовал боль несчастного Поприщина, как остро проникала мне в сознание глубокая мысль о несправедливости, царящей вокруг! Жалоба Поприщина вырастала во мне в стон всей русской земли:
— Нет, я больше не имею сил терпеть. Боже! Что они делают со мною! Они льют мне на голову холодную воду!.. За что они мучат меня? Чего хотят они от меня, бедного?.. Спасите меня! возьмите меня! Дайте мне тройку быстрых, как вихорь, коней! Садись, мой ямщик, звени, мой колокольчик, взвейтеся, кони, и несите меня с этого света!..
Потрясающий образ не оставлял меня. Он возрастал во мне, требовал выхода. Поприщин — ущербный, но такой близкий русский человек — требовал расплаты, взывал к мужеству.
Свободное копирование
