По окончании курса деревенской школы я стал много рисовать. Дядя Андрей купил целую стопку бумаги, и меня никто не оговаривал за то, что я пользовался ею. Рисовал, сколько хотел.
Я больше сдружился с ребятами, которые были мне по душе. Часто встречался с Тимофеем, сыном лесного сторожа. Вместе рисовали. Я наблюдал, как он мастерил скрипки вместе со своими братьями Лаврентием и Савкой. А они хвалили мои рисунки.
Я рисовал в горнице, где висела керосиновая лампа, хорошо освещавшая стол. Рисовал Еруслана Лазаревича, Бову-королевича, Ивана-царевича, едущего на сером волке. Рисовал пастуха со стадом коров и овец. Вырезал ножницами контуры рисунков и приклеивал их на стекле окна, чтобы видно было и с улицы.
С некоторых пор одна мысль крепко засела у меня в голове — узнать, откуда появилось стихотворение, написанное на перегородке в школе.
Выхожу один я на дорогу,
Сквозь туман кремнистый путь блестит,
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит...
Кто мог написать эти слова? Неужели этот человек жил на земле?
Вопрос оставался без ответа. Грамотеи из нас вышли пока что небольшие: многих книг мы и не видывали.
Одни рассуждали, что не все и богатые отдают детей в ученье. На что другие отвечали:
— Богатых не надо учить, денег у них хватит на жизнь и без ученья, а вот беднякам учить детей необходимо, иначе нет надежды выбиться из темноты.